— Здравствуйте, Сулейман. Давно вас жду. Забирайтесь в машину.
Сулейман послушно забрался на заднее сиденье «БМВ».
— Я Алмаз Рафикович, — представился желтолицый. — Друг Марата. Надеюсь, что, познакомившись поближе, мы с вами тоже подружимся.
Лобов хотел было сесть в кресло водителя, но Алмаз Рафикович сделал ему знак рукой, и он вылез из салона и захлопнул за собой дверцу.
— Ивану можно доверять, — сказал Алмаз Рафикович, — но он не наш, поэтому я предпочитаю не вести важных разговоров в его присутствии. Итак… — Желтое лицо Алмаза Рафиковича осветилось белозубой улыбкой. — Марат сказал мне, что вы ищите друзей в Москве. Это правда?
— Правда, — кивнул Сулейман. — Вот только никак не могу найти.
— Теперь это в прошлом, друг мой. — Желтолицый вздохнул. — Помню, лет пять назад я так же, как вы, мыкался по России в поисках единомышленников. — Он поднял палец. — Заметьте, Сулейман, не братьев по вере, а именно единомышленников. Вот скажите, зачем вам понадобились друзья?
— Потому что я не знаю, что мне делать.
Алмаз Рафикович нахмурился и понимающе кивнул:
— Я вас понимаю, — сказал он. — Правда, моя ситуация была несколько иной. Я знал, что мне делать. Но для одного это была слишком тяжелая, даже непосильная работа. Вот скажите мне, чего вы хотите?
— В каком смысле?
— В прямом. О чем вы думаете по вечерам? Что не дает вам спать спокойно? Из-за чего вы переживаете больше всего?
— Из-за того, что вокруг меня творится черт знает что, а я никак не могу на это повлиять, ответил Сулейман.
Лицо Алмаза Рафиковича просияло.
— Замечательно! — сказал он. — У меня были точно такие же чувства. Но скажите мне, Сулейман… — Алмаз Рафикович приподнял тонкие черные брови, — что вы подразумеваете под словом «повлиять»? Нравоучительные беседы? А может быть, проповедь?
Сулейман сурово покачал головой;
— Проповедь здесь уже не поможет. Тем более нравоучительные беседы. Зло должно быть наказано. С дьяволом нужно бороться его же методами: если он врывается в наши дома, нужно ворваться в его дом, если он сжигает наши дома, нужно сжечь его дом…
— А если он убивает наших матерей и детей? — тихо спросил Алмаз Рафикович.
— Значит… — Глаза Сулеймана яростно сверкнули. — Значит, нужно прийти и убить его!
В это мгновение Сулейман говорил абсолютно искренне, и это не укрылось от проницательного взгляда его собеседника.
Лицо Алмаза Рафиковича стало серьезным и сосредоточенным.
— Мне понравилось, как вы это говорите, Сулейман. Вы говорите прямо, поэтому и я буду говорить с вами прямо. Вам. надоела роль пассивного наблюдателя. Вы хотите действовать. Вы хотите бороться за свою веру, бороться с теми, кто сжигает наши дома и насилует наших сестер. Я могу вам в этом помочь. Но прежде чем я скажу вам как, вы должны хорошенько подумать: готовы ли вы отдать за свою веру жизнь? Готовы ли идти до конца по пути, который изберете?
Лицо Сулеймана слегка побледнело. Он сдвинул брови и задумался.
— Я не тороплю вас с ответом, — спокойно и мягко сказал Алмаз Рафикович. — Я оставлю свой телефон, Сулейман. Если решитесь — позвоните. Но, пожалуйста, не торопитесь с ответом. Ваше решение не должно быть результатом горячности или нервного срыва. Ваши действия должны быть абсолютно осознанными и… выстраданными. Именно так поступают мои братья по оружию.
Слова «братья по оружию» он произнес четким и строгим голосом. Затем повернулся и внимательно посмотрел на Сулеймана. Сулейман кивнул, потом немного подумал и сказал — так же твердо и четко, как Алмаз Рафикович:
— Я готов бороться с неверными. Любыми способами.
— Отлично, — одобрил Алмаз Рафикович. — Я знал, что вы так скажете. И все же подумайте пару дней. — Он достал из кармана визитную карточку и протянул Сулейману: — Возьмите. Жду вашего звонка послезавтра. А теперь до свидания.
Сулейман пожал Алмазу Рафиковичу руку и выбрался из машины.
— Ну что скажешь, Иван? — обратился к белобрысому Алмаз Рафикович, когда они остались в машине одни.
Лобов взглянул в зеркальце заднего вида и сказал:
— По-моему, годится. Парень — настоящий фанатик. Когда я сказал ему, что я наемник, он готов был на части меня разорвать.
Алмаз Рафикович засмеялся:
— Да, я думаю, может! Сулейман — хороший боец. Марат рассказывал про его приключения в Дюссельдорфе. Как-то раз он надавал по шее двоим здоровенным неграм, которые пристали в кафе к Диле. Однако с тобой ему, конечно, не совладать.
— Я исполнитель, Алмаз, — просто сказал Лобов. — Драться мне не нравится, я для этого слишком ленив. А вот если нужно выпустить кровь кому-нибудь, тут равного мне не найдешь.
— Да уж, — согласился Алмаз Рафикович. — Но и оцениваешь ты свою работу недешево.
— Она того стоит, — спокойно заметил Лобов.
— Гм… — Алмаз Рафикович задумчиво пощипал себя за узкий подбородок. — Ты установил за ним наблюдение?
— Да, Алмаз, я же тебе говорил. Двое моих людей ведут его с того самого дня, когда он позвонил Марату.
— Да-да, я помню. И что же, все чисто?
— Пока да, — пожал плечами Лобов. — Но наблюдение я не снимаю. Мало ли что.
— Это правильно, — одобрил Алмаз Рафикович. — Как насчет телефонных звонков?
— «Жучок» удалось поставить только сегодня. Раньше возможности не было. Его отец практически постоянно сидит дома, редко куда выходит.
— Ничего, ничего. — Алмаз Рафикович потер длинные, желтые ладони. — Если его кто-то пасет, кроме нас, мы это вскоре узнаем. Если он спелся со спецслужбами — это от нас тоже не ускользнет. Ладно, хватит разговоров. Заводи машину. У нас сегодня еще куча дел.
Хочу пройти свой путь
Сквозь мрак и черный лес.
И в будущность взглянуть,
Как облако, с небес.
Пускай стою сейчас
У бездны на краю,
Придет мой звездный час —
Я буду жить в раю.
И Он ко мне сойдет,
Мой белый господин,
И за руку возьмет
И скажет: «Я один.
И ты одна, Асет,
Была среди людей.
Но нынче — час бесед,
Час счастья и затей…»
Асет отложила ручку, подперла подбородок кулачком и принялась смотреть на облака. И куда они вечно плывут? Почему не стоят на месте? Легко им там, этим облакам, — никаких забот, никакого горя. Захотелось покоя — они расплываются по небу и превращаются в легкие перышки. А если обуял гнев — сгущаются в черные тучи и обрушиваются на землю ливнем и молниями.