И, увидев напрягшееся лицо Олега, рассмеялся:
— Ладно, шучу! Но в каждой шутке есть доля шутки! Короче, следствие возлагает на тебя, Олег Николаевич, большие надежды!
— Так, может, лучше вы, Александр Борисович? У вас как-то лучше получается!
— Нечего, нечего! Привыкли за моей спиной... Должен я воспитать достойную смену для сериала «Агент 007»? Трех чемоданов «зелени» на дорогие автомобили, сигары и женщин не обещаю, — процитировал рекламный слоган Александр Борисович, — но некоторую сумму на непредвиденные расходы выдам, а казенная мобильная связь у тебя и так есть. Так что дерзай, Олежка! Вот тебе телефон, звони прямо сейчас. — Александр включил громкую связь, протянул трубку Левину.
— Слушаюсь, — делая смиренно-подчиненное лицо, ответил Левин.
Контактный телефон блока «Справедливость» отозвался унылым, простуженным женским голосом.
На вопрос Левина, есть ли кто из руководства блока, женский голос печально поведал, что все руководство сегодня на похоронах Новгородского.
— И что, совершенно никого нет?
— Почему — никого? Я есть, — уныло ответили ему.
— А вы, простите, кто?
— Я секретарь Афанасьева. А вы, простите, кто?
— Я по поводу похорон. Хотел проститься. Я знал Георгия Максимилиановича еще по Петербургу. Вот, приехал сегодня в командировку...
— Так гражданская панихида уже началась, записывайте адрес!
Левин угукал в трубку, как бы записывая, глядя на подмигивающего ему Турецкого: мол, что я тебе говорил?!
-Ну, вперед, Олег! Растормоши девушку, узнай, что думает о покойном секретарь Афанасьева.
Афанасьева оказалась девицей не первой молодости, тучной, простуженной, в больших, в поллица, очках. «Через стены он их, что ли, видит?» — подумал о Турецком Олег Николаевич, потрясенный сходством словесного портрета, выданного начальником, с оригиналом.
— Добрый день, позвольте представиться: следователь Левин, — Олег протянул девушке служебное удостоверение, улыбаясь при этом как можно приветливее.
— Афанасьева, — испуганно ответила та сиплым голосом, разглядывая «корочки». — А никого нет. У нас все на похоронах.
— Что вы говорите? Какая жалость! А я к вам целый час добирался... Я с вашего позволения присяду?
— Пожалуйста...
— Что вы так смотрите на меня испуганно? Я не кусаюсь, — обворожительно улыбнулся Левин.
— Я?.. Я не испуганно... А вы по поводу чего?
— Я по поводу усопшего. Вы ведь в курсе, что его убили?
— Я... я не убивала, — совсем ошалела девушка.
— Господь с вами, кто ж на вас подумает? Я-хотел с вашим руководством побеседовать. И так неудачно пришел... А чашечку кофе можно?
— Ага...
Девушка выбралась из-за стола, включила кофеварку. Полная фигура в брючном костюме прямо-таки источала высоковольтное напряжение.
— Вас как зовут?
— Маша.
— Спасибо, Машенька, — принимая из подрагивающих рук чашечку, опять улыбнулся Левин.
«О чем с ней говорить? Как? Эх, Турецкого бы сюда. Он бы мигом ее растормошил», — с тоской думал Олег.
Вместо ответа Маша громко чихнула и отчаянно покраснела.
— О, да вы совсем простужены! — огорчился Левин. — Разве можно в таком состоянии выходить на работу?
— Я не заразная, у меня уже четвертый день простуда, а вирусы выделяются три дня, — оправдывалась девушка.
— Ровно три дня? И не минутой больше? Что ж, я вам верю! Да что ж вы так нервничаете? У нас за простуду в тюрьму не сажают! Мне просто больно видеть, что такая симпатичная девушка вынуждена болеть на рабочем месте, а не дома, в теплой постели, потягивая молоко с медом. О, да у меня с собой «колдрекс» есть! — заглядывая в дипломат, удивился Левин. — Это как раз то, что вам сейчас нужно! Немедленно чистую кружку и кипяток! — голосом оперирующего хирурга приказал он.
— Там же парацетамол! — улыбнулась наконец секретарь.
— Это яд? — испугался Левин.
— Нет, но мне же потом на улицу... а парацетамол... От него... В общем, я не буду.
— Действительно, неудачная мысль, — согласился Олег и виновато взглянул на Машу.
И оба неожиданно рассмеялись.
«А он совсем не страшный. Очень обаятельный... И простой такой», — подумала Афанасьева.
— Что ж, спасибо за кофе. Очень вкусный. Даже уходить не хочется, — вздохнул Олег.
— Ну... посидите еще, — покраснела Маша.
— А что если нам, Машенька, посидеть где-нибудь в другом месте? — осмелел вдруг Левин.
«Да он покраснел! Надо же, какой застенчивый», — удивилась Маша, и сердце ее слегка екнуло.
— В каком — другом?
— А здесь у вас поблизости есть премилое кафе. Раз уж вы отказались от химиотерапии, думаю, что глоток коньяка с горячим чаем будет вполне адекватной заменой.
— А... когда? — смутилась девушка.
— Сейчас!
— Не знаю... вообще-то лучше вечером.
— До вечера вы меня забудете. Да и какой же больной выйдет вечером из дома?
— Но... Я же на работе.
— Бог с вами, какая у вас сегодня работа? Отвечать на звонки? Попросите кого-нибудь подежурить у телефона. Есть же здесь кто-нибудь кроме вас?
— Да... Мастер участка ксерокопий.
— О! И что он делает в настоящее время?
— Это не он, а она. Она книжку читает в соседнем кабинете.
— Вот видите! Она же может читать и здесь, в приемной, правда?!
— Это неудобно.
— Но может же у вас быть перерыв на обед? Хотите, я сам ее попрошу? В конце концов, я могу изъять вас, так сказать, пользуясь своим служебным положением. Может, мы с вами в Генпрокуратуру отправимся...
— Что вы, не надо! Ладно, я ее попрошу... А вы... подождите меня на улице, ладно?
Мастер участка ксерокопий была десятью годами моложе Маши и гораздо привлекательнее.
Афанасьева предпочла договориться с ней без участия следователя.
Кафе действительно было очень милым: небольшое, уютное, почти пустое. Они заняли столик в углу, возле аквариума, где плавали красивые, загадочные рыбы.
— Маша, вы голодны?
— Нет.