Однако одно дело — рассуждать, а совсем другое — убеждать, доказывать и обещать свою поддержку и помощь, если что случится, имея при этом в виду, что врать тоже нельзя, и коли ты кому чего пообещал, будь любезен, исполни. Коротко говоря, Грязнова частенько в подобных случаях выручали искренний тон и собственная убежденность в том, что он действительно способен помочь и защитить, когда снова нагрянет беда.
Не без труда, как уже сказано, но ему удалось разговорить мужиков.
Грязнов прикинул, как говорят картежные профессионалы, расклад возможностей и к первому отправился не к мастеру Лаптеву, как к пожилому, ответственному и уважаемому в поселке человеку, а к более молодому, относительно недавно еще проходившему воинскую службу на аэродроме механику Аристарху Самохваленко.
Предполагая, что тот наверняка из коренных сибиряков — такими именами где еще могут нынче награждать своих детей? — Вячеслав Иванович решил поиграть именно на этой струне. Негоже, мол, достойному и молодому еще человеку трусливо от своих слов отказываться. Ну разве что в исключительных случаях, применяя такой вариант исключительно как военную хитрость. А так — ни в какие ворота. Ладно, был бы старик беспомощный, хотя и тому тоже терять нечего. Одним словом, надо все заново расставить по своим местам. Вспомнить и записать. Но сделать это грамотно, с умом и якобы подчиняясь сложным обстоятельствам, в которых нечаянно оказался. И тогда какие к тебе претензии?
Надо объяснять? Проще пареной репы. Приехал генерал — хи-итрый, тот еще сыщик, его вокруг пальца не обведешь. Ну и подловил на всяких несуразностях в ответах, надавил, пригрозил — куда денешься? Да и грозы — есть же метеосводка! — никакой в ту ночь даже близко не было. Так что ссылаться на нее глупо. А он один, что ли, слышал взрывы? Да многие в поселке. И дальше в таком же духе. Всех-то за горло не возьмешь…
А если оправдываться придется? Тоже не вопрос. Ну, по правде говоря, какая польза от его показаний? Или, скажем, вред? Кстати, у генерала-то побольше власти, чем у неизвестного ОМОНа, сразу и статью уголовную нашел, и ознакомил — за ложные, мол, показания можем и за шкирку взять, вот и понимай как хочешь…
Короче, давай начинай, парень, ничто тебе не грозит, а с ОМОНом этим еще разберемся. Они же вас на испуг взяли. Ну а когда об этом факте вслух и громко заговорят — в газете, по телевидению, придется им поскорее на дно залечь, тут уж не до мести. Но ведь и со дна достать можно.
Так что за «МиГ» летал? И вообще, откуда он здесь мог оказаться? Здесь есть поблизости военный аэродром? Грязнов с настойчивой последовательностью повторял те факты, которые перечислял сам Аристарх во время телефонного разговора с Симагиным утром того дня, когда разбился самолет. И в том порядке, как это передал подполковник Вячеславу Ивановичу. Это чтоб не считал парень, будто его информация сгинула бесследно после отъезда отсюда ОМОНа.
Вот этаким образом, слово за словом, и стала проясняться картина. А уж когда Самохваленко вернулся к своим прежним показаниям, когда узнал, что и участковый подтвердил все сказанное им ранее — Грязнов был уверен, что Галка «расколет» парня, тот уже «плыл» от одного ее присутствия, — тогда следом и Лаптев с Аникиным не станут упираться.
Так оно, собственно, и вышло. Показания были восстановлены, причем с некоторыми существенными дополнениями, которые раньше как-то словно бы прошли мимо их внимания. Это касалось уточнения времени, количества взрывов, высоты столбов пламени и, что особо важно, маршрутов, по которым летели гражданский самолет и неизвестный истребитель, — было похоже, что первого догонял второй. Ну и финалом этой необъяснимой еще гонки была обнаруженная на корпусе «Яка» пулеметная строчка пробоин. Значит, военный самолет сбил гражданский при заходе на посадку, так, что ли? Или при развороте перед заходом, когда экипаж выполняет так называемую в авиации «коробочку» — последний круг перед выходом на посадочную полосу. Но это уже вообще фантастическая версия. Надо ехать к месту падения, «на яму».
Толпа Грязнову была не нужна, поэтому он попросил съездить и помочь ему, если потребуется, только двоих — Данина и Самохваленко. А также Галя отправилась, это — само собой.
Участковый, пока они неторопливо ехали по колдобинам старой гати, рассказывал Вячеславу Ивановичу, как выглядело место падения, когда он туда в первый раз прикатил. Но ведь еще до него там побывал ОМОН, потом, уже при нем там работала следственная бригада из Белоярска. Они не только трупы искали, но сумели с помощью своих огнетушителей, какими, наверное, на аэродромах в известных случаях пользуются, погасить огонь, а затем уже долго переворачивали обломки, говорили, что какие-то черные ящики искали. Но бесполезно. Данин, между прочим, сказал и следователю про те джипы, и тот сперва удивился, а вскоре дал команду поиск прекратить. А совсем уж после, на третий день, сюда снова прибыли новые люди. Это была специальная комиссия из Москвы, которая прилетела расследовать причины авиакатастрофы. Они два дня сюда приезжали, и тоже все переворачивали, а какие-то отдельные части обломков погрузили в фургон «КамАЗа» и увезли в город. Так что теперь уже здесь, на полигоне, вряд ли можно найти чего-нибудь путное.
Грязнов, честно говоря, тоже так думал, но помалкивал. Его пока больше всего интересовала именно пулеметная строчка. А также следы волочения тел, если их еще не затоптали.
Из показаний Данина, которые он быстро и внимательно прочитал еще перед тем как сесть за руль, выстраивались две версии.
Первая. Вытаскивали тела неизвестные, не исключено, что это могли быть и те же омоновцы, которые затем вторично приезжали в поселок, чтобы заставить свидетелей официально отказаться от своих показаний. Но это они — дураки, забыли, что признание либо отказ от дачи показаний, вырванные под угрозой смерти, гроша ломаного не стоят. Либо рассчитывали страх нагнать. Вот они и могли вытащить из обломков самолета еще живых троих людей. Зачем? Чтобы допросить о том, что тем известно, а потом ликвидировать как ненужных свидетелей.
Надо будет посмотреть прежние заключения судебно-медицинской экспертизы о причинах смерти всех погибших. И если возникнут какие-либо сомнения, — а Грязнов теперь был уверен, что возникнут, — придется срочно поработать Анастасии Масловской.
При одном воспоминании о ней Вячеслав Иванович ощущал себя прямо-таки гоголем, гордым таким, независимым селезнем, которых немало положил в свое время, занимаясь утиной охотой. Красивая птица, фу-ты ну-ты! Как он вокруг уток-то, а! М-да…
Хотя, тут же вспомнил он, она уже занимается трупами. А эти сукины сыны хотели их поскорее в печь? Понятно теперь почему… К слову, надо, чтобы Настя особо внимательно ознакомилась с причинами смерти того, лысого мужчины, которого увезла «скорая». Три дня ведь жил, и вдруг… Или помогли? Тоже вопрос… Надо будет позвонить ей отсюда или уже на обратном пути.
Так, это первая версия. Убрали ненужных свидетелей. Одного пристрелили, тот мог попытаться отстреливаться, да где ему поспеть за профессионалами? Но пистолет его должен находиться среди вещественных доказательств. Странно, что его не забрали те, первые. Либо они решили, что сойдет за самоубийство? От отчаянья? Все проверить! Посчитать количество оставшихся патронов… Пуля наверняка осталась в черепе… Пальцевые отпечатки… Установить принадлежность оружия…