Смертельные акции | Страница: 28

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Маша Кузнецова шла по улице, прижимая к груди папку, не слишком обращая внимание на то, что делалось вокруг. Опомнилась она только тогда, когда почувствовала сильный удар в плечо, – обернувшись, увидела спину стремительно удаляющегося парня в темно-синей футболке. Столичные кавалеры не спешили ее обхаживать. Вздохнув, она переложила кошелек с новообретенным гонораром в модную сумочку, за которую в свое время пришлось выложить кругленькую сумму – ничего не поделаешь, имидж (который есть всё, согласно намертво застревающему в мозгах рекламному лозунгу), в отличие от жажды (которая есть ничто), играл в жизни начинающих моделей решающую роль. Бесполезную папку с резюме Маша поудобнее перехватила локтем и двинулась дальше, к шумным центральным московским улицам, судорожно сжимая в руках сумочку.

Мысли Машу одолевали самые разные, и, несмотря на столь стремительное знакомство с влиятельным законодателем мод, среди них превалировали грустные. Всегда грустно, когда на пути к мечте сталкиваешься с непреодолимыми препятствиями.

Чувствуя себя самостоятельной и взрослой, Маша разменяла десять долларов из полученного гонорара в ближайшем обменном пункте и внезапно решилась зайти в Макдоналдс, чтобы, во-первых, по укоренившейся с детства привычке заесть огорчение чем-то вкусным, а во-вторых, наедине с собой обдумать создавшееся положение. На любое другое кафе у нее уже не хватило бы смелости, да и денег было все-таки жалко.

В дневные часы зал был почти пуст. Несколько обеспеченных родителей вывели детей полакомиться вредными и тяжелыми для желудка американскими яствами, да еще несколько пар разного возраста сидело за столиками. Маше было неудобно оттого, что вот у нее никакой пары-то и нет, и вообще, как ей казалось, в ней с первого взгляда можно было заметить неудачницу. В довершение всего Маша, заказав у скучной девицы в форменной красной блузке и с вымученной фирменной улыбкой на лице комплексный «хэппи-мил», получила в придачу к нему игрушку под названием «разбитое сердце». Синее тряпичное чудовище в форме сердца, если его уронить на пол, издавало мелодичный звон, напоминая о несбывшихся надеждах и разбитых мечтах…

За стеклянными стенами общепита катили нарядные глянцевые машины, куда-то толпами спешили хорошо одетые москвичи, все, как один, с суровыми, напряженными лицами. Изнывали от жары столичные милиционеры, и грустно поник головой бронзовый памятник поэту, про которого Маше было хорошо известно еще со школы, что он – «наше всё».

Отец Маши, Василий Степанович Кузнецов, с матерью Настасьей Павловной держали земельный участок с огородом и домом в одной из недалеких от города деревень. Семейство регулярно выбиралось сюда на лето, на выходные. Предки Кузнецовых жили когда-то в этой деревне, и до сих пор еще сохранились древние старики и старухи, которые называли их прежней родовой фамилией – Чухнины. Бабушку Маша в живых уже не застала, но дом хранил следы ее присутствия, старого деревенского быта – деревянные крашеные сундуки, беленую печь, погреб кирпичной кладки… Мать без конца и с удовольствием солила, варила и мариновала все, что можно было закатать на зиму в банки. Отец же делать что-либо руками не любил, хоть и умел. Если матери при помощи льстивых уговоров, переходящих в яростные скандалы, удавалось убедить отца взять инструмент, любая работа спорилась. С тех пор Маша, наблюдая за отцом, получила твердое убеждение, что настоящий мужчина должен уметь чинить, строить и мастерить без помощи вызванных на дом дорогостоящих специалистов.

Семья у них была ничего, крепкая и более-менее дружелюбная, но самая простая и небогатая. Конечно, высокого образования и воспитания родители дать дочерям не могли, и те росли на улице, как трава. Обе девочки отличались от собственных родителей гораздо большим интеллектуальным потенциалом.

Старшая, Светлана, успела уже кое-что испытать на собственной шкуре к тому времени, как Маша подросла. Например, не очень удачно выйти замуж, потому она стала главной советчицей Маши и ее старшей подругой. Таким образом, в опасном возрасте многих неприятностей Маше удалось избежать. Светлана же давала сестре книги, которые рекомендовали ей педагоги в институте гуманитарной направленности, и исподволь внушала сестре мысль, что нужно получать образование и «рвать отсюда когти». Для этого существовала такая вещь, как шанс. Шанс – это удача, постучавшаяся к тебе в дверь по независящим от тебя причинам. Его нужно было ждать, ловить и не упускать, и в этой борьбе за выживание годились все средства.

Поначалу мать и отец Кузнецовы работали «на производстве» – на авиационном заводе, а проработав верой и правдой лет двадцать, попали под сокращение кадров. Сперва родители по-простому решили проблему: ушли в запой, потом отец потихоньку стал шоферить, мать по-прежнему возилась на даче, но выпивать не перестала, чем вызывала у сестер серьезное беспокойство… Признаться в том, что нуждается в квалифицированной помощи, мать не хотела даже самой себе, и потому среди череды мирных дней нет-нет да и возникали неожиданные, хоть и прогнозируемые, вполне безобразные сцены. От этих сцен Маша убегала из дома, предпочитая отсиживаться у сестры. Светлана жила отдельно, с мужем и маленьким ребенком, Машиной племянницей. Сама Маша подрабатывала тем, что по наводке сестры сидела с маленькими детьми, по знакомым, за небольшие по сравнению с затрачиваемыми силами деньги. Детей Маша в принципе любила, а ухаживать за ними натренировалась еще на племяннице, но постепенно от такой работы любому иметь собственных детей расхочется… А хотелось Маше, когда по вечерам она лежала в маленькой отдельной комнате и слушала, как в комнате родителей бормочет телевизор, вырваться изо всей этой среды, совершенно поменять свою жизнь. Благо и средство к этому было: Машина внешность. Это открылось ей внезапно, когда один из ее хозяев, небедный, в общем, человек, имеющий молодую жену и очаровательного белокурого малыша, стал настойчиво ухаживать за Машей, даже сравнивал Машу с Синди Кроуфорд, причем не в пользу последней. От места, конечно, пришлось со скандалом отказаться, но мысль о карьере фотомодели уже занозой засела в Машиной голове, сперва казалась нелепостью, но в принципе, подумала Маша, почему бы и нет? Ведь, по большому счету, больше она ничего и не умела… Кто-то ведь становится фотомоделями, не в инкубаторах же их выращивают, таких красивых и хорошо накрашенных? Таким образом, мечта оказалась не более утопичной, чем у подруг – выйти замуж за иностранца и уехать на постоянное место жительства в Канаду…

Сколько сил было потрачено на подготовку к недельной поездке в Москву! Сколько времени (и почти все накопленные средства) отняли водные процедуры, массаж, припарки, примочки, дорогое белье, чулки, модная стрижка… Хорошо и удобно следить за собой, когда у тебя муж – «новый русский» и тебя на собственной машине перевозят из сауны в салон красоты. А ты попробуй то же с минимальными средствами и в домашних условиях! Тут Маша поняла, что хотел сказать поэт словами «быть женщиной – тяжелый труд». И ведь счастье было так возможно! Если бы не проклятая Машина невезучесть.

Маша, начитавшись дешевых и многочисленных американских книг по психологии с убедительными названиями «Как добиться успеха», «Как решить проблему», «Как стать знаменитым» и так далее, хорошо усвоила, что удачу в жизни можно притянуть успешным видом и верой в собственные силы. Вот Маша и старалась изо всех сил. Не то чтобы это совсем не получалось. Но получалось как-то наполовину. Вот хотя бы Размахов. Другая бы из такого курьеза карьеру себе сделала. Надо мне было его соблазнить, подумала Маша. Хотя там была эта блондинка, Марина, с горечью вспомнила она. Вот такие никогда не теряются, у них всегда все схвачено.