Ну ладно, ему так хотелось. И ей – тоже. Тогда разведись себе спокойно с женой, с которой прожил два десятка лет, а детей так и не нажил – с ней, объясни, что бес в ребро, останься с нею хотя бы в приятельских отношениях, переезжай к новой своей пассии и живи как хочешь. Ведь что прежде было самым главным у вас? Ваше дело! За него ведь боялись Юлия и Носов. Были уверены, что рухнет выстроенная немалыми усилиями пирамида, в основании которой были заложены власть, умение и удача, а на вершине – огромные возможности и деньги. В кои-то веки выстроишь подобное! И вот взять и все обрушить своими же руками? Нет, партнеры на такой твой шаг не согласны. Более того, они категорически против и, вполне возможно, даже готовы предпринять свои шаги, защищающие общее дело. Ты же, вместо того чтобы страдать от всеобщего непонимания, лучше бы предпринял попытку объяснить твоим партнерам свою позицию и предоставил делу двигаться так, как оно всегда двигалось. Не создавая при этом ненужных проблем.
Но вместо разумных действий ты гордо удалился, практически разорвав с ними дружеские отношения.
Во-вторых, если тебе действительно приспичило и ты не можешь часа прожить, чтобы не видеть, не держать в руках свою молодку, откажись по-честному от дел и занимайся только любовью. Пока сил хватит…
Дети редко понимают своих родителей, особенно когда у тех возникает «любовь» на стороне. Да еще, не дай бог, всерьез! Это уже выше любой крыши. Молодые эгоистичны, они уверены, что настоящая любовь – это их личный удел. У старших же все давно в прошлом.
Лида не составляла исключения. Она и во время ссор чаще, чисто по-женски, бывала на стороне Юлии. Даже и звала ее – Юля, а не мама и не тетя. Она выросла у Юли на руках и никогда не испытывала какой-либо ущемленности, недовольства действиями мачехи. И поэтому отцовский поступок, отягощенный его настойчивым желанием поставить на своем, не вызывал понимания в душе Лидии. До определенного времени…
И вот папа переехал в Староконюшенный, где купил себе жилье. Юлия, естественно, свирепела, когда до нее долетали слухи о похождениях «старика». Лидия вечерами коротала время в своей комнате, выходящей окнами на Москву-реку, и с высоты двенадцатого этажа наблюдала за бегущими по воде речными трамвайчиками. Размышляла о том времени, когда Юля с папой, возможно, помирятся, ну хотя бы заключат временное перемирие, чтобы отвезти ее в родильный дом. Ребенок уже жил внутри нее, правда, активно еще не давал о себе знать. Но она его чувствовала.
Забегали в гости Гриша с Андрюшей – оба большие, веселые, – и тогда становилось празднично на душе. Юля пила с ними совсем чуточку шампанского, угощала гостей разными вкусностями, и казалось, будто ничего в ее жизни не случилось. Гриша обсуждал с Юлей им двоим ведомые проблемы, поскольку он возглавлял службу, которая занималась охраной и ее фирмы.
С Лидией Гриша всегда был добрым и ласковым. Правда, иногда ей казалось, что где-то у него есть другая, более важная для него жизнь, а она, Лида, у него вроде пушистого котенка, с которым, отдыхая, можно и поиграть бумажным бантиком на ниточке. Но, с другой стороны, так ведь приятно быть именно котенком в сильных руках любящего хозяина!..
Знай Лида заранее, что может случиться, она бы ни за что не пошла в тот проклятый вечер домой. Поехала бы к кому-нибудь из подруг, да в конце концов, к отцу бы отправилась. И ничего бы не произошло. Но она ничего не знала и ни о чем не догадывалась, а Гриша ведь был, ко всему прочему, еще и отцом ее ребенка, который скоро уже начнет толкаться ручками своими и ножками, желая поскорее увидеть белый свет.
Своим ключом она открыла дверь. Показалось, что в квартире кто-то есть, но в прихожей было темно. Наверное, показалось.
Лида разделась, снова погасила ненужный свет и прошла в свою комнату. И испугалась. За ее рабочим столом, возле прислоненного к книжному шкафу кульмана, сидел на стуле Андрей и что-то читал. Он резко обернулся на ее шаги и как-то растерялся. Вскочил, стал суетливо ее усаживать и при этом говорил и говорил что-то без умолку. Но у Лиды будто заложило уши. Она смотрела на Андрея и ничего не понимала. Наконец спросила:
– А где?..
И он опять сбивчиво что-то понес, но, когда она встала, чтобы выйти в кухню, вдруг словно стена преградил ей путь, держа за обе руки и не отпуская. Это почему-то ее сильно разозлило, и она решительно отстранила его, вышла за дверь и… замерла.
До нее донеслись непонятные, усиливающиеся стоны, почти вопли, и летели они определенно из спальни Юли.
Выскочивший следом Андрей попытался снова схватить ее за руки, но Лида резко отпихнула его и ударом ноги распахнула дверь в спальню.
То, что она увидела, было ужасно! Отвратительно и подло!
В совершенно неприличной, раскоряченной позе, выгнув спину и упираясь лбом в спинку кровати, взад-вперед качалась, стоя на локтях и коленях, голая, распаренная, будто после ванной, Юлия, а сзади, припав к ней всем телом и ухватившись руками за полные, отвисшие груди, ее грубо насиловал такой же голый и почему-то кошмарно волосатый, огромный Гриша…
Они не любили друг друга и не получали наслаждения, а именно как зверье, как шелудивые собаки, жадно и грязно совокуплялись… Черт знает как еще можно было назвать то, что вытворял будущий Лидин супруг и отец ее ребенка со своей потенциальной и такой миниатюрной по сравнению с ним тещей.
Лида вскрикнула. Так ей показалось.
Григорий резко вскинул мокрую, оскаленную физиономию с выпученными глазами, но вряд ли увидел Лиду, люто, по-звериному, зарычал и ринулся продолжать свое гнусное занятие. А Юля мучительно изогнулась под ним и взвыла с новой животной силой.
Лида пришла в себя уже в собственной комнате. Над ней склонился Андрей и мокрым полотенцем вытирал ее лицо. Увидев, что она открыла глаза, сказал, что очень испугался, когда она истошно закричала, а потом рухнула на пол и потеряла сознание.
Она захотела приподняться, но Андрей мягко и сильно уложил ее обратно.
– Я не желаю его больше видеть никогда… – сказала она.
– Его здесь нет, – ответил Андрей и отвел взгляд.
– И ее – тоже, – добавила она.
– Она спит давно… Они были пьяные, и Юля его дразнила. Вот и доигрались…
– Помоги мне. Я хочу уехать отсюда.
– Куда ты поедешь? Ночь на дворе. Спи, завтра разберетесь. Вы женщины, вам проще самим.
– Я ничего не хочу о них слышать!
– И не надо. Выспишься, придет утро. Будет желание – объяснитесь, нет – возьмешь что надо и переезжай, да хоть и к Валентину Васильевичу. А необходимые вещички перевезем, если понадобится. Как ты себя чувствуешь?
– Пустота… Ты же видел это все, Андрюша, скажи мне: зачем? За что? Разве я заслужила?!
– Я ж повторяю – пья-ны-е, – произнес он раздельно, будто оправдывая их этим.
– Но ведь ты же…
– А что я? – словно бы смутился Андрей. – Я вообще смотрю на такие вещи иначе. Понимаешь, и повода особого не было. Это Юлька его завела. Я ушел к тебе, сюда, а она уже поддала сегодня где-то, приехала на нерве, ну то-се – и поехало дело… Противно, конечно, но ведь это жизнь, Лидок, куда, родная, денешься?..