Искра перевел взгляд на Змейку, сидящую впереди и кое-как удерживающую постоянно сползающие мешки с вещами. Она не сказала ни слова с того момента, как переступила через обережный круг и начала ромалийский танец, а сейчас сидела сгорбившись и устало опустив плечи, став маленькой и жалкой. Угнетающее зрелище.
– Чувствуешь, что тебя предали?
Она вздрогнула, упрямо тряхнула головой. Ну да, конечно. В лохмотьях, зато гордая.
– Здесь вода неподалеку, скоро доедем. Тебе надо умыться, а то на чертенка похожа.
В ответ лишь невнятное пожатие плечами. Искру на мгновение обожгла злость. Захотелось остановиться, сдернуть ее с седла и как следует встряхнуть. Или обнять покрепче. А потом вернуться к людям, которые ее предали и выгнали без малейшего сожаления в лиходольскую ночь, разом забыв обо всем том, что она для них сделала, и не оставить там в живых никого. Но вместо этого харлекин лишь крепче сжал колени, направляя коня к одинокой скале, которая едва виднелась на фоне темного неба. Хорошо хоть, что тучи немного разошлись и стали видны звезды – их света было уже вполне достаточно, чтобы не плутать кругами по степи, не видя ничего дальше собственного носа.
Еще четверть часа – и харлекин остановил коня чуть в стороне от одиноко торчащей скалы, снял Змейку с седла и, отыскав на ощупь в одной из сумок простую льняную рубашку и кусочек мыла, вручил девушке это нехитрое богатство и подтолкнул ее в сторону журчащего у каменного подножия ручейка.
– Иди, а то ты вся в саже, чернющая, как трубочист. – Харлекин старался говорить мягко, негромко, но Змейка все равно боязливо передернула плечами, но все-таки направилась к воде. Через минуту уже раздался плеск и тихое восклицание – кажется, ручей оказался холодным, а искупаться Змейка решила целиком. Понять ее можно – Искре самому нестерпимо хотелось счистить с себя застывшую неприятной липкой корочкой кровь нежити, но пришлось ждать, пока девушка не вернется к кое-как разведенному из низкого кустарника и двух расколотых в щепу осиновых колышков костерку.
– Тебе уже лучше?
Она поплотнее закуталась в рубашку, которая оказалась слишком широкой и доходила ей до колен, и кивнула. Золотые глаза с узким вертикальным зрачком в свете костра показались Искре неприятно тусклыми, застывшими, как отшлифованные стеклянные пуговицы.
Вдох. Выдох. Усилием воли проглотить низкое раздраженное рычание, поднимающееся из груди. Встать, набросить на узкие Змейкины плечи широкий плащ и усадить у костра, пообещав быстро вернуться.
Вода в ручье и в самом деле холодная, такая, что зубы ломит. Искра сначала вдоволь напился, избавившись наконец-то от прогорклого вкуса крови нежити на корне языка, а потом принялся оттирать почерневшую липкую корочку с рук, лица и груди с помощью тряпки, в которую превратилась Змейкина рубашка, забытая девушкой на камнях. Вокруг стояла тишина – не вязкая и гнетущая, когда нутром чуешь накатывающую из глубины степи опасность, а самая обычная, живая, наполненная журчанием воды, стрекотом сверчков, шумом ветра в траве. Негромко всхрапывал конь, которого Змейка не слишком ловко пыталась расседлать, тихо потрескивали корявые ветки кустарника, сгорая в огне…
Искра вернулся к огню довольно быстро, встряхивая мокрой рыжей гривой и чувствуя, как по спине и плечам стекают холодные капли воды. Сел рядом с девушкой, которая уставилась в пламя немигающим взглядом золотых змеиных глаз, осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее бледного плеча, показавшегося в сползшей набок незатянутой горловине.
– Они так испугались, когда меня увидели, – пробормотала она, безучастно глядя в огонь. – Я никого из людей не обидела, я их защищала – а они все равно боялись.
– Ты не такая, как они, я много раз тебе говорил. – Искра осторожно привлек девушку к себе, прижался щекой к влажным, холодным косичкам. – Люди боятся и ненавидят то, что не могут понять или поработить. Шасс в свое время не смогли, вот и насочиняли побольше страшных сказочек, чтобы вас и стар и млад гоняли сразу же, как только увидят, или в Орден доносили. Тяжко, сказывают, орденцам без змеелюдовых шкур придется – от чарований нечем защищаться будет. К тому же я уверен, что этот караван доберется куда следует и без твоей помощи.
Она встрепенулась, подняла голову, ловя его взгляд:
– Почему ты так думаешь?
Харлекин как можно равнодушнее пожал плечами:
– Потому что среди них был твой сородич. Только он мог меня остановить, когда я… несколько увлекся дракой и практически перестал отличать нежить от людей. Он заставил меня остановиться на полном ходу и упасть на колени одним словом, а значит, и с другими нелюдями так поступить сможет. Дойдет караван в Огнец с такой защитой, никуда не денется.
– Кто?! – Змейка моментально вскочила, заметалась, будто бы не зная, за что сначала хвататься – за седло, небрежно брошенное на землю, или за разворошенные сумки. – Ты уверен, что это был змеелюд?
– Отвечаю по порядку – кто именно, не знаю. Уверен только в том, что приказ остановиться отдавала не ты, но звучало очень похоже. Это даже не столько услышанное слово, это ощущение – как будто тебя парализует изнутри и ты с разбегу ударяешься о невидимую стену. – Оборотень усмехнулся, подходя ближе к растерянной девушке. – Поверь мне, я это чувство благодаря тебе хорошо запомнил.
– Нам надо вернуться! Я хочу найти его, хочу поговорить! – Она опять засуетилась, а харлекин сумел выдохнуть только одно-единственное слово:
– Нет.
– Нет? – Змейка остановилась, в золотых глазах мелькнуло непонимание. – Почему?
– Тебя попросту убьют, – тяжело вздохнул оборотень. – И вряд ли твой сородич вмешается – позволил же он тебя прогнать. – Искра подошел еще ближе, осторожно взял холодные узкие ладошки, с которых уже сползла золотая чешуя. – Ты мне лучше скажи вот что – почему ты так болеешь за людей, для которых ты – никто, грязь, нелюдь, недостойная жизни? Люди вырезали твою первую семью, чуть было не уничтожили вторую, а ты все равно на их стороне. Почему не на моей?
– Искра… – Она моргнула, будто бы просыпаясь ото сна, склонила голову набок странным, знакомым еще с Загряды жестом, который сохранился у нее и в новом облике.
– Ведь разве не я сейчас твоя единственная семья? Я защищаю тебя, забочусь о тебе, но почему, стоит только кому-то из людей отнестись к тебе по-доброму хоть раз, поделиться хлебом или спеть песенку у костра, как ты забываешь обо мне и только и думаешь, как бы уберечь их?!
Немигающий, кажущийся неизменно спокойным и холодным взгляд змеиных глаз на лице, которое поначалу вызывало у Искры лишь оторопь и желание разбить его в кровавую кашу, только бы больше не видеть никогда.
– А знаешь что… – Харлекин встряхнулся, ощущая, как левая рука до самого плеча покрывается бронепластинами, как изменение затрагивает грудную клетку, которая тоже становится металлической, покрытой еле заметной насечкой. Как сдвигается в сторону часть брони, открывая отверстие, из которого показывается пульсирующий мягким свечением кристалл, оплетенный золотыми нитями. Тот самый, который Змейка когда-то вложила ему в грудь, научив тем самым не притворяться, а быть. Управляющий блок, который в значительной степени усовершенствовал его конструкцию и наконец-то структурировал разрозненные фрагменты памяти. Источник энергии, позволявший осуществлять переход из маскировочной модификации в боевую без необходимости подпитки извне. Незаменимая деталь, без которой он очень быстро станет тем, кем был раньше, – железным оборотнем, живущим от охоты до охоты. Без цели, без смысла, без назначения. Простой машиной для убийства, зацикленной на одной-единственной простенькой программе выживания в чуждой, неблагоприятной среде. – …Если я занимаю в твоей жизни столь незначительное место, забирай его, свой подарок. Прямо здесь и сейчас. Обещаю, что успею отойти от тебя достаточно далеко до того, как начну снова воспринимать тебя как добычу.