Кажется, превращение у нее несколько ближе, чем она думает: если глаза начали меняться произвольно, значит, уже завтра оборотница утратит человеческий облик, а жить в Огнеце железным зверем ей никто не позволит. Чудовищам место в степи, а внутри городских стен место только для людей и еще для тех, кто может заставить себя выглядеть по-человечески и подчиняться определенным законам.
– А если это «что-то еще»? – вкрадчивым тоном промурлыкала Ализа, переступая с ноги на ногу и чуть покачиваясь на каблуках. Раньше Искра счел бы это соблазнительным, теперь эта попытка отвлечь внимание вызывала лишь глухое раздражение. – Знаешь, я не первый день за тобой наблюдаю, а ты меня даже не заметил. Это непривычно – видеть тебя настолько увлеченным женщиной, что ты даже позабыл о необходимости оглядываться через плечо. Я завидую.
Последние слова были произнесены мягким, шелестящим тоном, настолько сладким и томным, что Искре стало немного не по себе. Не страх, нет – первый признак нарастающей тревоги.
Женщина, которую он помнил, женщина, которая научила его когда-то быть харлекином, охотиться на людей в моменты, когда их одолевала слабость после выпивки, болезни или же бурно проведенной ночи, – она практически не умела контролировать собственные желания. Если ей чего-то хотелось, она стремилась это заполучить. Уговорами, силой, обманом – не важно. Главное – добиться желаемого, и пусть оно будет через пять минут сломано и выброшено, как ненужный мусор. Для Ализы был важен сам процесс, а не успешный результат, и столь нечасто испытываемое ею чувство зависти, пусть даже мимолетное, почти всегда служило толчком к действиям.
– Подари ее мне, малыш, – неожиданно холодно и требовательно произнесла оборотница, отступив на шаг назад и слегка пригибаясь, будто бы готовясь к прыжку. – Я хочу ее. Ту женщину, которая была с тобой. Ты ни разу не ходил на охоту с момента появления в Огнеце, но до сих пор выглядишь как человек. Почему? Она тебя как-то кормит? Я хочу знать, как именно! Впрочем… Нет, не хочу. Я хочу ее съесть. Прямо сейчас. Выведи ее за город, я буду ждать за воротами. А потом отблагодарю тебя, как раньше.
Она произнесла это привычным, не терпящим возражения тоном, которому Искра когда-то давно подчинялся примерно так же, как послушные, запуганные дети подчиняются суровому родителю. Но сейчас в нем ничего не дрогнуло, чтобы выполнить ее желание, а ведь раньше такого не случалось.
– Ты чего-то не понял? – В голосе Ализы промелькнуло нарастающее раздражение. Кажется, с годами она стала еще более несдержанной. Удивительно, как она еще жива, с таким-то взглядом на мир. – Иди за ней.
– Нет.
– Я же поделюсь, как раньше, – снисходительно бросила Ализа, проходя мимо него. – Впрочем, мне настолько не терпится, что я сама за ней схожу…
Мгновенный разворот вокруг оси, полотняный рукав с треском расходится по шву, когда Искрова правая рука отяжелела, покрылась крепкими латами и с силой ухватила женщину за плечо, чуть-чуть запуская в податливую живую плоть кончики железных когтей.
– Я сказал – нет. – Голос упал до низкого горлового рыка, но звучал все еще спокойно. – Ты к ней не приблизишься.
– Железным зверям тут места нет, – негромко хохотнула Ализа, не обращая внимания на собственную кровь, запачкавшую блузку. – А ты вот-вот обернешься полностью! И тебя снова выставят!
Харлекин лишь снисходительно улыбнулся, показав острые треугольные зубы. Убрал руку и привычно встряхнул ею, возвращаясь в полностью человеческий вид. Демонстративно облизнул кончики пальцев, испачканные кровью, и совсем невежливо сплюнул в сторону.
– У тебя вкус гнили и ржавчины. Ты распадаешься, милая наставница. Скоро и охотиться тебе смысла не будет: человеческий облик начнет сползать с тебя сразу же, как только ты отойдешь от места трапезы.
– Как ты этого добился? – тихо прошептала она, сверля взглядом его руку. – Ведь не вкусив человеческой плоти, обратно ее себе не вернешь!
– А кто тебе это сказал, Ализа? Почему ты в этом настолько уверена? – вкрадчиво поинтересовался Искра, всматриваясь в побелевшее, заострившееся на скулах лицо оборотницы. – Может быть, тот, кто убедил тебя в необходимости охоты, просто не знал иного способа выжить? А ты, судя по всему, не слишком утруждала себя поисками. И в самом деле – зачем искать, если есть готовый, проверенный кем-то еще ответ? Пусть даже он и неправильный. Иди домой, Ализа. Здесь тебе делать нечего.
Харлекин обошел неподвижно застывшую женщину и направился прочь, когда на краю площади возникла слегка пошатывающаяся хрупкая женская фигурка, кутающаяся в цветастую ромалийскую шаль и сонно пытающаяся пригладить непрестанно лезущие в лицо длинные степняцкие косички.
Сердце ухнуло куда-то вниз, застряв под грудиной ледяным, не дающим дышать комом.
– Искра? – Сонный голос Змейки он бы никогда не спутал с чьим-то еще, и надежда на то, что произошла ошибка и на площадь вышел кто-то чужой, окончательно растаяла.
За спиной у него раздался треск рвущейся одежды, и харлекин рванулся на перехват раньше, чем успел это осознать, перекидываясь в мгновение ока и сбивая с ног хрипло дышащую, мерзко скрежещущую заржавленными сочленениями железную тварь всего в двух шагах от неподвижно застывшей шассы.
Тварь, в которую он сам мог бы превратиться, если бы не повстречал на старом заброшенном кладбище ромалийскую девчонку в грязной нижней сорочке, отчаянно прижимавшую к груди завязанный узлом цветастый платок с шелковыми кистями…
Удержать вырывающуюся из рук оборотницу, перевернуться на бок и отбросить ее подальше мощным толчком, прямо в невысокую стену колодца.
Встать на ноги, пригнувшись пониже и закрывая собой ранимую, непрочную оболочку золотой своей госпожи от существа, которое легко оправилось от удара и коротко, зло рыкнуло, клацнув запятнанной ржавчиной, но все еще крепкой челюстью.
Искра не счел нужным отвечать на вызов – молча прыгнул вперед, пропуская со свистом вспоровшие воздух когти над головой и вгрызаясь в столь неосторожно открытый бывшей наставницей бок…
Я смотрела – и не могла понять, что же видят мои глаза. На меня навалилось какое-то странное оцепенение, которое мне никак не удавалось стряхнуть, а в голове крутилась одна-единственная мысль: «Как же так?»
Как же так вышло, что я сейчас смотрю сквозь Искру, как сквозь каменное древо, росшее когда-то в огромной пещере неподалеку от родного, ныне давно разоренного гнездовища? Четкий, будто бы нарисованный чернилами контур тела – и жидкое сияние, переливающееся из золотисто-желтого в кроваво-красное, заполняющее этот контур. А в грудине – яркая живая искорка, совсем как в каменном древе, выращенном взрослой шассой. На миг мне почудилось, что вот оно, мое так и не выращенное древо, вот доказательство моей зрелости, доказательство принадлежности к роду детей Тхалисса. Оно живет, растет и хранит в себе частичку меня самой, которая угаснет и обратится в черную выжженную дыру только с моей смертью. И при этом оно двигается, разговаривает, улыбается, защищает меня и делится ласковым обжигающим теплом по ночам.