Виктор засмеялся.
— Ну не я же!
— Я… согласен, — кивнул он, улыбаясь от счастья и не веря своим ушам. — Я согласен с тобой дружить.
— Вот и хорошо. Знаешь, почему я так делаю?
Он покачал головой:
— Нет.
— Потому что люди должны помогать друг другу. Это написано в Библии. Знаешь, что такое Библия?
— Да. Это такие рассказы… старинные… Про Бога… Для стариков.
— «Для стариков», — передразнил Виктор. — Вот и видно, что ты деревня. Библия не только для стариков, она для всех. В ней написано, как люди должны жить. Приедешь домой — прочитай, понял?
— Угу.
— Вот и молодец. Там написано, что человек должен относиться к другому человеку так, как хочет, чтобы к нему самому относились. Например, если человек не хочет, чтобы его били, он сам не должен никого бить. Понимаешь?
— Да. Я не бью.
— И правильно делаешь, — одобрительно кивнул Виктор. — Ты, я вижу, толковый пацан. Ну, держи пять!
Виктор протянул ему руку, и он пугливо ее пожал.
— Кто же так жмет? — засмеялся Виктор. — Жать нужно сильно, по-мужски. Ну-ка, попробуй еще раз!
Он снова пожал, на этот раз чуть сильнее.
— Вот, это уже другое дело. Теперь мы друзья. Скажи это вслух!
— Мы друзья, — послушно повторил он, не веря своему счастью.
— Верно, — кивнул Виктор. — Мы друзья, а друзья должны всегда помогать друг другу и приходить друг другу на помощь. Если ты меня о чем-нибудь попросишь, я обязательно это сделаю, понял?
— Понял. И я. Я тоже сделаю, — с чувством сказал он и чуть не заплакал от благодарности. Теперь у него есть друг. И не просто друг, а самый классный друг на свете!
Виктор весело прищурился:
— Что сделаешь?
— Все!
— Все, что я попрошу?
Он кивнул:
— Да. Все, что попросишь!
— Дай-ка подумаю… — Виктор задумчиво почесал ногтем нос. — Нет, мне тебя просить не о чем. Хотя… Есть одна вещь. Так, мелочь. Если хочешь, я попрошу кого-нибудь другого.
— Нет! Попроси меня!
— А ты точно сделаешь?
Он кивнул:
— Да!
— Не врешь?
— Не вру.
Виктор смотрел на него с сомнением.
— Даже не знаю… Ну хорошо. Дай слово, что сделаешь то, о чем я попрошу.
— Даю слово!
— Поклянись жизнью матери.
— Клянусь!
Виктор строго сдвинул брови и серьезно произнес:
— Запомни: это страшная клятва. Ее нельзя нарушать, иначе твоя мама умрет. Ты это понимаешь?
— Да.
— Ну хорошо. Тогда давай — расстегни мне штаны.
Виктор стоял перед ним во весь рост, а он сидел на каком-то старом ящике, изумленно глядя на Виктора снизу вверх.
— Как это? — запинаясь, переспросил он, не веря своим ушам.
Виктор добродушно улыбнулся:
— Просто. Как себе расстегиваешь.
— Зачем?
— Кажется, у меня там клещ. А сам я все равно ничего не увижу. Ты ведь не хочешь, чтобы клещ пил мою кровь?
Он покачал головой:
— Нет.
— Тогда действуй.
Он протянул руку и, стараясь не смотреть, расстегнул Виктору молнию на ширинке и тут же отдернул руку.
— Молодец, — похвалил Виктор. — Теперь давай дальше.
— Что дальше? — понизив голос от ужаса, спросил он.
— Дальше смотри! Клещ ведь не ползает по трусам, он впивается в кожу. Давай, посмотри, не бойся.
— Но я не…
— Ты поклялся жизнью матери, помнишь? А такую клятву нельзя нарушать. Давай, не робей.
И он сделал это — глядя в сторону, предоставив всю работу одним только пальцам.
— Вот, молодец, — хрипло проговорил Виктор. — А теперь посмотри, нет ли на нем клеща. Я сказал: смотри на него. Да не бойся, он тебя не съест!
Он медленно повернул голову и посмотрел.
— Ну как? — спросил Виктор. — Не видишь клеща?
Он сглотнул слюну и, едва сдерживая отвращение, ответил:
— Нет.
— Посмотри поближе. Ну, давай, мы же друзья! Ты обещал мне помочь, помнишь?
— Я не могу.
— Но ты поклялся жизнью матери. Если ты не выполнишь клятву, она умрет. Ну, давай же. Я твой друг, помнишь?… Вот, молодец. Еще ближе… Еще… Держи его в руке, чтобы лучше было видно… Вот так…
Вдруг Виктор повернулся к двери и негромко свистнул. Дверь распахнулась и в сарай ввалилась ватага ребят. В руках у одного из них был фотоаппарат и, прежде чем он успел отвести лицо от ширинки Виктора, фотоаппарат успел щелкнуть, осветив гнилые, затхлые внутренности сарая яркой молнией.
Пацаны захохотали. Вместе с ними засмеялся и Виктор.
— Ну как? — кричал он, заливаясь смехом. — Нашел клеща?
— И у меня поищи! — крикнул кто-то.
— И у меня!
— И мне посмотри!
Темные тени надвигались на него, гогоча и расстегивая ширинки. А он сидел, оцепенев от ужаса, и смотрел на них широко раскрытыми глазами. В этот миг мир перестал для него существовать, и он понял, что больше в его жизни не будет ничего хорошего. Один только ужас. Черные, хохочущие тени, надвигающиеся со всех сторон и заслоняющие свет.
2
Беспорядок. Главное, не наделать беспорядка. Все должно быть аккуратно. Для начала постелем везде целлофан. Вот так.
Как славно целлофан шуршит в руках. Это просто музыка какая-то. И на душе от этой музыки так спокойно и хорошо. Как будто это море шумит за окном, бросая на берег клочья влажной, пахнущей водорослями пены.
С целлофаном он управился умело и быстро. На кухонном полу не осталось ни одного места, не покрытого прозрачной шуршащей пленкой. И ни единой складки не было на этом шуршащем покрытии.
— Главное, чтобы не было беспорядка, — тихо сказал он сам себе. Окинул пол внимательным взглядом и кивнул: — Порядок.
Еще полчаса ушло на то, чтобы покрыть пленкой стол и шкафы. Он делал это неторопливо и старательно, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться проделанной работой. Шурша полиэтиленом, он тихо напевал себе под нос свое любимое:
Надо, надо умываться
По утрам и вечерам.
А немытым поросятам
Стыд и срам, стыд и срам…
Наконец работа была закончена. Тогда он прошел в спальню. Как всегда, постоял немного в дверях, прислушиваясь. Потом тихо окликнул: