Да, эта девушка была тем классическим образцом женщины, от которого всегда «плыл» Славка. Как говорил известный ослик, – любимый размер, имея в виду исключительно внешние данные…
А та девушка – почему-то в памяти она так и осталась Славкиной девушкой, хотя тот был единственным, кто потерпел фиаско, – тоже была юристкой, но только начинающей. Еще училась и работала секретаршей в какой-то важной конторе, окна которой выходили как раз на место совершенного преступления, между прочим, в двух шагах от Красной площади. Она видела происшедшее, поэтому они со Славкой и нашли эту единственную свидетельницу. Точнее, нашел-то ее как раз Славка. А дальше… О, это была поэма! Но – драматическая. Девушка оказалась не настолько уж и наивной, как думалось сначала, зато щедрой до изумления, и вскоре с удовольствием дарила наслаждение всем, кто мечтал его получить с такой красавицей. Турецкий тоже «отметился», хотя тщательно скрывал свой непростительный грех от друга. А единственный, кто тогда действительно остался с носом, был Славка, глупый влюбленный. Как же он переживал! И ведь сам виноват, не надо было читать ей лекций по оперативной работе, от которых она буквально засыпала перед ним и тут же теряла всякий интерес к своему настырному, но незадачливому лектору.
Нет, окажись Грязнов сейчас здесь, в обморок он, конечно, не грохнулся бы, но что за сердце схватился бы – это точно. Алевтина Григорьевна была невероятно, как сестра-близняшка, похожа на ту Танечку, так ее, кажется, звали… Стыдно, забыл такую девушку! Да какая там девушка, теперь ей поди уже далеко за тридцать, и где она? Может, счастлива с кем-то, дай ей Бог…
Алевтина Григорьевна тем временем закончила беседу с майором, – вероятно, это был все-таки допрос свидетеля, так понял Турецкий. Подобные допросы или какие-то незначительные уточнения в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, нередко проводятся формально, что называется, для галочки. Майор расписался на нескольких листах и ушел, простившись кивком.
Александр Борисович не стал пересаживаться на его стул. И когда помощница предложила ему пересесть поближе, он с улыбкой отказался. На ее наивный вопрос: почему? – ответил, так же улыбаясь, что тогда он лишится возможности лицезреть истинное чудо природы, облаченное в одежды восхитительной валькирии. Комплимент мог бы показаться несколько сомнительным, но девушка, видимо, знала, кто такие валькирии, ну, а «чудо природы» говорило само за себя, поэтому ее славное личико, усыпанное кокетливыми веснушками, зарделось, и она… потупилась!
«Боже мой! – едва не воскликнул Турецкий. – Еще живут на свете… м-да…»
– И как вам тут? – спросил он, кивая на кабинет начальника.
– Работа… – она, словно беспомощно, развела руками, показывая, что имела в виду обыкновенную рутину.
– Надоели грибы, – с пониманием покивал Турецкий.
– В каком смысле? – не поняла она, и светлые бровки ее сдвинулись, образовав восхитительную вертикальную черточку на чистом лбу.
Это развеселило Александра, и он снова кивнул в сторону двери кабинета. И она вмиг поняла, рассмеялась – звонко и непосредственно.
– А как ваша фамилия? – спросил он просто так, без всякой цели.
– Дудкина, а что? – она как будто насторожилась.
– Ничего, просто жаль, – мгновенно отреагировал Турецкий.
– Почему? – вот тут уже возникло непосредственное удивление.
– Гораздо лучше, если бы – Дудочкина, – нашелся он. – Так и хочется в руки взять.
Она хитро «стрельнула» в него сощуренными глазами и помолчала, словно оценивая сказанное. Но у Турецкого было такое лукавое выражение на лице, что она поняла сказанное, как дружеский розыгрыш, и снова весело рассмеялась.
– А можете мне ответить, почему вы встали, когда я вошел и представился?
– Так я сразу же поняла, что вы тот самый…
И Игорь Исаевич ведь говорил, что вы должны прийти. А я… растерялась.
– Я такой страшный? Опасный?
– Что вы! Как раз наоборот! – с жаром воскликнула она и смутилась. Или ловко сыграла красивое смущение.
– А что означает ваше – тот самый?
И тут девушка стала рассказывать, что он – Александр Борисович – был тем легендарным для нее, вчерашней студентки, следователем, на примерах расследований которого она и постигала не только мудрость юридической науки, но и высокий смысл своей будущей профессии. Она училась думать, как он, искать доказательства, как он, вообще, поступать, как он. Это произносилось ею с неподдельным, искренним пафосом, продиктованным, разумеется, неожиданной встречей. Она-то ведь считала, что ему, по крайней мере, если не сто, то не меньше восьмидесяти лет. Это ж Турецкий! А он – вон какой!.. Совсем, оказывается, молодой еще…
Да, будь Турецкий попроще, у него бы пошла голова кругом от стольких дифирамбов. Но многое из сказанного он уже слышал, и не раз, а ко всему остальному был почти равнодушен. Единственное, пожалуй, что действительно горячило его кровь, так это ее просто поразительная притягательность и еще – искренность, с какой было высказано удивление, что он еще так молод, – тут Александр Борисович не ошибался, уж отличать блеф от правды он давно научился. А потом еще очень хотелось верить этой славной девушке. Хотелось, в самом деле, взять в руки эту прекрасную «дудочку» и, образно говоря, извлечь из нее прекрасную мелодию… Нет, наверное, еще приятнее гладить эту очаровательную ножку или сдувать золотистые волоски маленькой челки со лба, или прикасаться губами к нежным веснушкам на щеках. Ну, прямо черт знает что! И не то, чтобы влюбился с первого взгляда, – такое случается в жизни, уж он-то знал, – но сейчас почувствовал вдруг какое-то просто невероятное влечение, необъяснимую тягу к этой девушке с сияющими глазами.
Видимо пауза затягивалась, и вырастало какое-то непонятное и совершенно никому не нужное напряжение.
– А вы, правда, генерал?
– Ага, – смешно кивнул он и вздохнул.
– А почему же погоны не носите? И вздыхаете так тяжко?
– Давно было… Помните стариков из «Белого солнца пустыни»? Вот и я… давно здесь сидим…
А ведь, по правде говоря, вы вдвое старше меня по званию, причем, по двум параметрам, если можно так сказать, сразу. Догадываетесь об этом?
– Интересно!
– Серьезно? Тогда скажу. У меня по одной звездочке на погонах, а у вас – по две.
– Ха! Сравнили свою и мои!
– Вы не дослушали. Моя-то – в прошлом, а ваши – это только начало будущего. Прекрасного и светлого. Но это – во-первых.
– А что будет во-вторых? – ей определенно нравилась эта игра.
– А во-вторых, вы – удивительно красивая женщина, и это обстоятельство сразу снимает любые споры между нами. Исключительно в вашу пользу.
– Вон вы как?… Тогда я разрешаю вам звать меня на «ты» и просто Алей.
– Спасибо. А вы можете звать меня Сашей и обязательно на «ты» без всякого разрешения. Но только не в присутствии гриба. Идет?