Она всем телом развернулась в сторону двери. Слишком стремительно развернулась, чтобы постороннему не была понятна истинная причина этого якобы непроизвольного движения. Болтать-то болтали, а в голове ее, наверное, только одно и крутилось: где же он? Когда же он? Не розыгрыш ли весь этот странный спектакль?… И верила, небось, и, побаиваясь, сомневалась…
Саня не сразу поверил, что в бар вошел именно Славка, и потому перепроверил себя, не ошибся ли, прежде чем обратил внимание Кати. Слишком колоритен был, этот человек.
Славка, после того, как виделись в последний раз, когда Саня прилетал в Хабаровск, заметно похудел. Живота, во всяком случае, не наблюдалось. Плечи были по-прежнему широки, а талия, если можно так сказать, подобралась. Но, главное, он отпустил бородку – рыжевато-седую, как говорили, боцманскую. И притом, что голова его была начисто выбритой, на ней определенно не хватало пестрой какой-нибудь банданы, которая, в сочетании с этой бородкой, придала бы ему вид вполне интеллигентного, современного «пирата». Тем более что могучее его тело, туго влитое в камуфляжную форму, ноги в высоких ботинках, да и вообще, все остальное, включая сумку, небрежно закинутую за плечо, говорило о том, что этот человек пришел с ДЕЛА. Именно так, с прописных букв.
Вячеслав подошел к их столу, молча опустил на отодвинутый им ногой стул свою тяжелую – это было видно, сумку, в которой что-то очень понятно звякнуло, и спокойно взял руку Кати, лежащую на столе. Турецкий, улыбаясь, наблюдал с интересом. Грязнов приподнял ее руку, склонился сам и изысканно поцеловал. Отпустил руку. Повернулся к Сане. Турецкий встал, и они также молча обнялись.
– Здравствуйте, – произнес, наконец, Вячеслав и, отодвинув второй стул, грузно сел. – Я так понимаю, что все мы друг друга уже давно знаем. Так чем тут кормят?
– Пока ничем, заказ придется пересмотреть, – сказал Турецкий.
– Заказ надо отменить, – поправил Грязнов. Он обернулся и увидел официанток. – Махни рукой, Саня, которая из них?
Но официантка уже спешила сама.
– Милая девушка, у вас как, номера обслуживают?
– Только из ресторана.
– А какой был заказ?
– Закуски… сырники…
– Нет, нет и нет! Это – не пища. Нет, Саня, а у меня – кабанятинка, рыба, икра… Кое-что из области экзотики, вам понравится, – он хлопнул по сумке. – Все отменяется, милая девушка. Возможно, завтра придем к вам завтракать. А сегодня, извините… Друзья мои, – обратился он к Сане и Кате, – я только что снял номер и предлагаю подняться туда.
Не обсуждая и не слушая даже возможных возражений, Грязнов подхватил свою, снова утробно звякнувшую сумку и пошел на выход.
– Догоняй, – Турецкий шутливо шлепнул Катю по талии. – А я расплачусь за кофе…
Объяснять официантке ничего не надо было, она уже по одному Славкиному виду поняла, с каким клиентом имеет дело, и сильно возражать не стала. Александр догнал своих возле кабины лифта. Застал уже конец разговора:
– Подруга – это очень хорошо, – говорил Грязнов, – но я предпочитаю в любых ситуациях самостоятельность. Саня знает. Понадобится, нет, – неизвестно, но пусть будет. Вот посмотрим и заодно позавтракаем как люди…
Это был не завтрак, а пир. Единственное, о чем жалела Катерина, так это о том, что рядом не было Майи. Но, с другой стороны, все внимание мужчин было приковано к ней одной. И какое внимание! Майка бы оценила…
Турецкий был улыбчиво снисходительным.
А Грязнов, хотя и старался внешне быть спокойным, но, как замечала Катя, внимательно следил за каждым ее жестом и движением, готовый в любой миг прийти на помощь – подсказать, как положено есть дичь, или в очередной раз напомнить, что красную лососевую икру не мажут ножом на бутерброд, а едят ложкой, или чем, какой целебной пользой, отличается одни травки от других, на которых и приготовлены его настойки, и прочее, и прочее. Или сочно повествовал о том, как он выследил кабанчика, чтобы потом сделать приличный копченый окорок. Знания его и наблюдения были глубоки и практически бесценны. Это бесспорно указывало на то обстоятельство, что пребывание бывшего генерала милиции в уссурийской тайге не прошло бесследно ни для него самого, ни для охраняемой им дичи.
Поглядывая на Сашу, Катя не могла отделаться от мысли, что его идея вытащить Вячеслава Ивановича из ставшей привычной и даже отчасти родной ему обстановки, чтобы вернуть его в Москву, представляется мало реальной. И вот тут возникло и стало на глазах крепнуть понимание того, зачем, по большому счету, Саше понадобилась именно она. Пока были одни разговоры, треп, что называется. А сейчас она могла бы совершенно точно сказать, что в данном случае она сама находится в подвешенном состоянии. Еще только предполагая, что у нее со Славой действительно может возникнуть, на первый случай, хотя бы сильное взаимное притяжение, она не могла ответить с уверенностью, чего хочет больше: чтобы он вернулся в Москву или она удрала с ним в его тайгу? Он уже понравился ей тем, что ничего не играет, живет своей собственной жизнью, не зависящей ни от кого. ТАК она никогда сама не жила, и даже плохо себе представляла, как это может быть. Да ведь может! Вот в чем дело…
Роскошные настойки, невероятно аппетитная закуска понемногу делали свое дело. И скоро Кате стало казаться, что застолье длится давно, если не всегда. И сам по себе исчез вопрос, ради которого они прилетели сюда с Турецким.
Александр Борисович усек этот момент преображения. И аккуратно вмешался. Спросил, как о чем-то само собой разумеющемся, не пора ли позвонить госпоже Чупиковой и пригласить ее разделить трапезу. И Катя опомнилась. В ее, уже достаточно хмельной головке проснулась ответственность. У Грязнова новое преображение вызвало невольную улыбку. Переглянувшись с Турецким, Вячеслав с пониманием и провидением истинного мудреца-отшельника жестом показал другу, что все – абсолютно правильно. Женщина и должна ею оставаться в любой ситуации.
Короткие переговоры с подругой привели к тому, что Катя заявила: питаться дальше, значит, окончательно превратиться в обжор. Поэтому есть предложение немедленно свернуть роскошное – нет слов – пиршество здесь и перенести его в дом к Майе Борисовне, которой такое таежное чудо и не снилось. А квартира у нее почти в центре, где есть все условия…
Последняя фраза вызвала у Грязнова вопросительную улыбку. И Катя объяснила, что она имела в виду исключительно тот вопрос, который привел их за тысячи верст от Москвы. Ну, и… Она не закончила, полагая, что и так всем все ясно. Гостиничный номер все-таки не располагает к полной откровенности и раскованности. Да и в мыслях, вероятно, пора навести хотя бы относительный порядок… А вот это сказано не было, но как бы само собой подразумевалось.
Мужчины переглянулись, перемигнулись и – немедленно и, самое главное, горячо согласились с предложением дамы.
Турецкий глазами спросил Грязнова: как ты? Хотя уже видел и мог бы не спрашивать. Таким разговорчивым он Славку не видел с тех пор, как они встретились накануне того проклятого, страшного дня – праздника в детском доме… Получалось, почти уже два года минуло.