Что в сумочке было? Американская зажигалка с инициалами Андрюши – самое ценное, а остальное – чепуха: сигареты, авторучка, губная помада, зеркальце… Они думали, что у нее там диктофон, вот и сорвали в толпе.
А затем она подошла к самому для себя главному. Видимо, она уже продумала ход повествования, да и с Майей посоветовалась, и они решили вывести из-под официального расследования Елизавету Алексеевну Столешникову. Зачем, мол, трепать нервы немолодой женщине, которая, кроме добра, Лане ничего не сделала? Ну отправила в Интернет то, что могла, да и должна была отправить, сама Лена Медынская, Лана – вот откуда и ее имя в письме Андрея.
Турецкий отключил диктофон, пока они обсуждали вопрос со Столешниковой, а потом снова включил, когда рассказ Ланы вернулся к собственно самому письму.
Почему написано именно так, а не иначе?
Да потому, что сам Андрей ставил вопросы именно в такой последовательности. Это стиль его разговора, его речи и мыслей. Она только максимально приблизила его сбивчивые, горькие слова к образу его мыслей.
Поскольку ни о каких иных предположениях причины гибели Андрея речи идти не могло, решили пока остановить запись на этом. Турецкий пообещал сделать расшифровку, которую потом прочитает Ланочка и подпишет, добавив, что с расшифровкой согласна. Вот этот документ затем и станет официальным протоколом ее допроса. Ну, а теперь, когда главное уже зафиксировано, можно и поговорить о предположениях.
– Слава, – обратился Турецкий, – у тебя, через твою хабаровскую вотчину нет выходов на здешний военкомат? Помнится, с нами однажды пьянствовал некий полковник, я не угадал? Он еще все мазал на охоте. Ворошиловский стрелок…
Грязнов улыбнулся. Действительно, было такое. Корнюхин, краевой военком… Иван Лаврентьич… Надо бы позвонить, узнать.
И если у того есть здесь, в Чите, какие-то концы, то как бы выяснить, зачем призывника повезли через всю страну из одного военного округа в другой? Что, «покупатели» нашлись? Но тогда почему служил не по профилю? Чертовщина какая-то… Впрочем, это вопрос и в Москве придется выяснять. Только есть подозрение, что никто ничего не знает. И не захочет знать. Да о чем говорить? Вон, в той же Москве в прошлом году милиция задержала полтора десятка студентов и доставила их в военкомат, а эти молодцы-военные отправили их прямиком на сборный пункт. Так ведь с каким трудом разыскали и отстояли ребят с официальными отсрочками от этих «беспредельщиков», ревнителей плана! Камнем на своем стояли! Не хотели признаваться в полном своем беззаконии. Эх, о чем говорить?…
Лана успокоилась. Майя пообещала ей завтра же выяснить в больнице все про Хлебородову, чтобы можно было оказать ей максимальную помощь. А то, что касалось собственно будущих похорон, следовало еще обсудить. И уже не здесь, а в Москве. Скорее всего, и в Генеральной, и в главной военной прокуратурах. С точки зрения Турецкого, в чем его немедленно поддержал и Вячеслав, там оставалось много неясного. Точнее, в наличии имелся самый минимум ясного, а все остальное – сплошные неясности. Впрочем… Они не хотели обижать симпатичную девушку, которая, видно было, очень нравилась и Майе, но основываться только на ее показаниях было бы большой ошибкой. Они не сказали Лане этого, но Майя, кажется, сама сообразила и не стала заострять вопрос, предпочтя поговорить об этом с Сашей позже. Когда представится удобная возможность. Не знала же, что он собрался лететь в Москву уже завтра, а здесь решил оставить Славку с Катюшей. Пусть занимаются своей любовью, а заодно и делом.
Лана уехала домой.
Славка пошел посмотреть, есть ли смысл будить Катюшу – и вообще. А Турецкий, оставшись наедине с Майей, достал мобильник и посмотрел на часы. Двенадцатый час, по Москве еще не поздно – только шестой. Ребята все на работе, если не бегают, высунув языки.
– Я сейчас свяжусь с коллегой, который должен был проверить, чем занимаются наши друзья из военной прокуратуры. И, если они добрались до того интернет-кафе, о котором нам так ничего толком и не сказала твоя Лана, поскольку никогда в нем не была, но которое мы-то уже знаем, я спрошу, кто какие действия в данный момент предпринимает. Это важно. А почему, если позволите, скажу позже. Не возражаете?
– Как вы можете думать? Конечно же… Только… Саша, мне кажется, что вы уже устали. Обязательно все дела переделать сегодня?
«Хороший вопрос, – подумал он. – Эта она исподволь подбирается к другому, более важному, – сколько я здесь еще пробуду?»
Но, прежде чем ответить, он достал мобильник и нашел нужного себе абонента.
Филипп Агеев откликнулся сразу. Мужики еще сидели в агентстве и подбивали итоги проделанной за день работы. Так что телефонный звонок пришелся как нельзя кстати.
Александр коротко пересказал самую суть рассказа Ланы о посещении воинской части, не сказав о телеграмме, известие о которой приберег напоследок, а потом стал слушать сообщение Агеева. Трубку он держал чуть отстраненно, чтобы придвинувшаяся к нему Майя тоже могла слышать весь разговор. Он даже – исключительно для ее удобства – обнял Майю за плечи и немного прижал к себе. Она так и поняла и благодарно кивнула. Но сидела, не шелохнувшись, как будто замерев.
В общем, соображения совпали. Филя, благодаря Максу, успел первым. Ему удалось переговорить «по-хорошему» – он подчеркнул это – с системным администратором. Тот поначалу никак не хотел понимать нужды какого-то частного агентства. Но после коротких переговоров с глазу на глаз нашел ту пленку, которая фиксировала посетителей кафе за нужное число, а потом они вместе прокрутили ее и нашли отправительницу. Пленку Филя, естественно, изъял, чтобы на следующий день вернуть в кафе ее копию. Коллеги из известной конторы тоже вот-вот могли добраться до этого кафе. То есть все было проделано тип-топ. Потом подключили Костю Меркулова, у которого в ЭКЦ МВД был свой тайный агент. И тот агент забрал пленку, поколдовал с ней на каких-то осциллографах, анализаторах спектра, в результате чего появился на свет довольно четкий снимок «уходящего» профиля женщины средних лет. И это, пожалуй, все. Во всяком случае, у компьютера, с которого и было отправлено письмо солдата Андрея Иванова, сидела не девушка.
Турецкий сбоку хитро взглянул на Майю и многозначительно покачал головой.
– Да, ты прав, Филипп, но мы теперь уже, к счастью, знаем, кто эта женщина. Однако до поры промолчим.
– Мы – это кто? – немедленно отреагировал Агеев.
– Я и наш генерал, – не моргнув, ответил Турецкий.
– Отлично, гора с плеч. А те могут ее достать?
– Не-а… Но лучше не рисковать.
– Что ж, тогда, если иных дел нет, ждем вас обоих, господа генералы, и с большим нетерпением.
Ну, вот, пришло время и для телеграммы.
– Есть одна серьезная заковыка, Филя… Наш солдат уже приказал долго жить. Командир части прислал сегодня матери этого парня телеграмму. Самоубийство.
– Ни фига себе!
– Вот так. Мать в больнице, кто будет хоронить и как, никому пока неизвестно. Возможно, завтра удастся решить… нет, я не прав, не решить, а подготовить этот вопрос. Я не думаю, что похороны состоятся так быстро, как хотели бы эти ребята. Мы еще акт судмедэкспертизы внимательно поглядим, а то и повторную устроим. Словом, как только решим этот вопрос тут, естественно, вылетаем. Или, возможно, вылетаю я, а Вячеслав появится чуть позже. Как сложатся обстоятельства.