— Против.
— Вот тебе и радушный хозяин. Чего так?
Меркулов слегка прищурился.
— В кресле заместителя генпрокурора должен сидеть человек добрый и сдержанный, — назидательно сказал он. — А ты злой и нервный.
Турецкий вздохнул:
— Ты прав. К тому же твое кресло чересчур жестковато для моего деликатного зада. Не ровен час, наживу себе геморрой.
— Насчет геморроя ты прав, — угрюмо признал Константин Дмитриевич. — Впрочем, я это называю работой. Кофе будешь?
— Конечно, — ответил Александр Борисович, усаживаясь на стул, и добавил: — Предпочитаю молотый мокко.
— Молотый дома будешь пить. — Меркулов снял трубку. — Аня, принеси нам, пожалуйста, кофе и чай.
Турецкий достал сигареты. Меркулов посмотрел на него, нахмурился, но ничего не сказал. Турецкий сделал вид, что не заметил его гримасы, и закурил.
— Только не дыми в мою сторону, — проворчал Константин Дмитриевич, — я два бронхита за полгода на ногах перенес. Третьего мне не пережить.
— Ты себя недооцениваешь, — сказал Турецкий, но дым выдохнул в сторону. — Окно, кстати, открой, страдалец.
— Без тебя бы не догадался.
Константин Дмитриевич протянул руку и открыл створку окна.
— Полагаю, обмен любезностями закончен? — осведомился он у Турецкого. — Теперь можем перейти к делу?
— Я уже пять минут этого жду. Что случилось, Константин Дмитриевич? Кто-то угрожает Президенту, и ты решил, что я единственный, кто может…
— Откуда ты знаешь? — удивленно перебил его Меркулов.
— Что знаю? — опешил Александр Борисович.
— То, что ты сказал. Про Президента и все прочее.
У Турецкого слегка вытянулось лицо.
— Подожди… — Он недоверчиво посмотрел на Меркулова. — Ты что, серьезно? Или опять твои приколы?
— Никаких приколов, Саня, — покачал головой Константин Дмитриевич.
— То есть ты хочешь сказать, что вызвал меня сюда по заданию Кремля? — иронично усмехнувшись, уточнил Александр Борисович.
— Да нет, Сань, Кремль здесь ни при чем. Я…
Дверь кабинета открылась, секретарша внесла поднос с двумя дымящимися чашками. Поставила их на стол, незаметно подмигнула Турецкому и, пожелав приятного аппетита, вышла из кабинета.
— Где ты их набираешь? — завистливо проговорил Турецкий.
— Места надо знать, — ответил Меркулов. Он придвинул к себе чашку, заглянул в нее и поморщился. — Опять зеленый. Один раз сказал ей, что у меня пошаливает сердце, с тех пор упорно таскает мне зеленый чай. Ну, что прикажешь делать? Уволить ее?
— Точно, уволь. А в причинах укажи: за трогательную заботу о здоровье начальника.
— Да ну тебя… — Меркулов поднял чашку и брезгливо отхлебнул. — Ни вкуса, ни запаха, — резюмировал он. — Одни витамины. У тебя-то хоть крепкий?
— Ложку можно ставить. Меня твоя секретарша не жалеет.
— Я тебя тоже жалеть не стану. — Константин Дмитриевич сделал еще глоток, отодвинул от себя чашку, откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на Александра Борисовича. — Дело, Саня, сугубо конфиденциальное, — начал он, перейдя на деловой тон. — Ты слышал когда-нибудь такое имя — Виктор Олегович Мохов?
— Слышал, — ответил Турецкий. — Пару лет назад я был в командировке в его палестинах. Он уже тогда считался хозяином города, хотя на президентское кресло его амбиций не хватало.
— Теперь хватает с избытком, — заметил Константин Дмитриевич.
— Да, я в курсе. — Турецкий затянулся сигаретой и стряхнул пепел в блюдце. — Если я ничего не путаю — а я ничего не путаю, — Мохов сейчас баллотируется в Президенты республики. И кажется, у него неплохие шансы. Я видел репортаж в новостях.
— Ты прав. Шансы у него очень неплохие. Несколько дней назад Мохов был в Кремле и заручился поддержкой Президента.
— Ну, в таком случае ему не о чем беспокоиться, — небрежно сказал Александр Борисович, никогда не питавший теплых чувств к политикам, зная им истинную цену. — Победа у него в кармане.
Меркулов…
— Он тоже так думал. Видишь ли… у Мохова, как у многих региональных политиков, довольно темное прошлое.
— Нашел чем удивить, — скривился Александр Борисович. — По половине из них до сих пор нары плачут.
— Ну, на какой половине Мохов — не нам с тобой судить, — довольно сухо возразил Константин Дмитриевич. — Мы на него дел не заводили. А раз так, то в наших глазах, как и в глазах общества, Виктор Олегович Мохов — законопослушный гражданин.
— Повтори еще раз — я запишу, — насмешливо попросил Турецкий.
— Поиздевайся еще, — дернул бровью Меркулов. — Так вот, Саня, два дня назад в Интернете появилась статья о… — Константин Дмитриевич замялся, подыскивая нужное слово.
— О подвигах нашего кандидата? — подсказал ему Турецкий.
Меркулов кивнул:
— Угу. Точнее сказать — о некоторых ошибках молодости кандидата, большая часть из которых вымышлена.
— Этого ты не знаешь, — отрезал Александр Борисович.
Меркулов пристально на него посмотрел и спокойно произнес:
— Ты тоже.
— А я теперь лицо частное и верю не фактам, а своему чутью, — парировал Турецкий.
— Слушай, давай расставим все точки над «и». Я не утверждаю, что Мохов — непорочный ангел. Дерьма в его жизни хватает. Но среди его противников тоже нет ни одного святого старца.
— Естественно, — фыркнул Турецкий. — Откуда же им было взяться в девяностые.
— Вот видишь, ты сам все понимаешь, — с добродушной улыбкой заметил Константин Дмитриевич. — Я знаю Мохова лично. Поверь мне на слово, он неплохой мужик. Слышал я кое-что и о его политических противниках. Это такая сволочь, что клейма ставить негде.
— Кто бы мог подумать!
Меркулов слегка поджал губы:
— Сань, ты можешь хотя бы пять минут не ерничать? Я отвык от твоих подколок.
— Хочешь со мной работать — привыкай снова.
— Ты стал злым, — грустно констатировал Константин Дмитриевич.
Турецкий пожал плечами:
— А ты — скучным. И еще неизвестно, что хуже.
С полминуты коллеги угрюмо молчали. Турецкий курил. Меркулов помешивал ложечкой чай, не глядя на Турецкого.
— Ладно, — заговорил наконец Константин Дмитриевич. — У тебя есть повод быть злым, и я на тебя не в обиде.
— Покорнейше благодарю, — снова съерничал Турецкий.
— Теперь, когда я признал это, мы можем поговорить серьезно? Правда, Сань, за последние дни я устал как собака. Работы — море, к тому же бессонница стала мучить.