— Сережа, обрати на это обстоятельство особое внимание. И обязательно поговори с ними. Наверняка — хакеры. Чего делали, куда лазали? Понял?
— Понял, шеф. Приступаю. Поеду сейчас в их общагу, поэтому сегодня уже не ждите.
— Интересное кино! — сказал Турецкий, кладя телефонную трубку на место. — Не исключено, Слава, что наш юноша еще и толковый хакер. Вот Питер-то обрадуется!..
— Чему ж тут радоваться-то?
— А это, Славка, длинный рассказ. Но у нас есть время…
Вадим позвонил очень некстати. Западинскому меньше всего хотелось бы сейчас обсуждать с парнем собственные действия, вызванные в некотором роде чрезвычайными обстоятельствами. Неожиданный бунт Олега, похищение Елены… Да и вообще, в последнее время как-то сгущаться стали события, выходить из-под контроля. То ли где-то в системе пошли сбои, обнаружились утечки, вызванные расхлябанностью исполнителей, то ли это была целенаправленная кампания против империи Западинского, как не без самодовольства привык думать о своих делах Виталий Борисович. Но и то, и другое — отвратительно плохо…
Неприятным оказалось и то, что Вадим сразу заговорил о гибели отца. Откуда узнал? Ведь Виталий особенно старался, чтобы никакая мешающая делу информация не просачивалась к парню. Но загадки тут не было — все тот же компьютер! Кто привык газеты читать, а кто с утра пораньше в информационные сайты забирается. А убийство известного тележурналиста — совсем не рядовое событие. Хотя заказными убийствами уже давно никого не удивишь.
Западинский немедленно придал своему голосу скорбно-бархатистые интонации, сообщил, что уже провел собственное расследование, из которого стало ясно, что тут опять происки конкурентов и все такое подобное. Он знает, кто конкретно виноват, но нужны дополнительные доказательства, словом, официальное следствие тоже идет, и нужно теперь ждать его выводов.
Обтекаемо объяснил, что пока на весь мир кричать об убийце еще рано, потому что тот сразу смоется. Но этот вопрос будет нужно обсудить отдельно, в самое ближайшее время. Западинский полагал, о чем и сказал Вадиму, что серия ударов, нанесенных противником, скорее всего, вызвана активностью Вадима в известных ему делах. Это не телефонный разговор. Но очень важно, чтобы парень немедленно сделал из этого выводы и вообще на какое-то время залег на дно. Шум должен утихнуть. И, ради бога, никаких контактов — ни с друзьями-приятелями, ни с Ленкой, которой, кстати, пришлось ненадолго отъехать из Москвы. С ней все в порядке, а вот искать ее пока не надо. Что же касается отца…
Виталий очень настойчиво предлагал, практически требовал от Вадима отказаться от участия в похоронах. В настоящий момент это просто чрезвычайно опасно. Ленка, к слову, поняла и согласилась отказаться от риска.
Но Вадим, непонятно, с какого лиха, вдруг заартачился. Заявил, что Ленкины соображения пусть и остаются при ней, она никогда к отцу горячих чувств не испытывала, а он обязательно будет на похоронах — и горсть земли в могилу кинет, и цветы положит, и…
— Ладно, — не выдержал напора не на шутку разозленный Западинский, — черт с тобой, упрямец! Загримируем тебя, дурака, как-нибудь, или посидишь в моей машине. Найдем возможность дать тебе проститься с родителем! А вот отсвечивать в толпе сослуживцев Олега и другой никому не нужной публики, которая особенно охоча до дармовых поминок, запрещаю категорически! Это мое последнее слово. И ради твоего же здоровья.
— Пусть, — подумав, согласился Вадим. — А Ленке скажи, что она все-таки стерва.
— Скажу… при случае. — И Виталий Борисович усмехнулся про себя, чувствуя хотя бы минутное облегчение. Ведь и обострять с парнем отношения нельзя, и терять его — просто абсурдно. А ему еще и о сестрице, оказавшейся в заложницах, однажды узнать предстоит. И совсем неизвестно, какова будет тогда его реакция. И давить на него нельзя. У этих сукиных сынов, побратавшихся с компьютерами, любое может оказаться на уме. Вот и вертись тут с ними…
Пока шел совершенно бессмысленный, с точки зрения Западинского, диалог по телефону, случайно родившаяся мысль о прощании с покойным стала оформляться во вполне реальные действия.
Парню можно паричок приспособить, усики приклеить, ограничить доступ к телу, разрешить одному проститься, а потом пусть себе сидит в салоне за темными стеклами, пока народ с кладбища поминать не потянется. Вот и положит тогда свой букет на могилку. И может, даже значительность момента ощутит, свою особую роль. Это тоже неплохо.
Хоронить придется на Ново-Хованском, там и жена Олега давно уже почивает. Только надо будет, чтобы братва Абу все как следует там осмотрела, на предмет разного рода неожиданностей, и побродила в сторонке, охраняя, но не высвечивая свои слишком уж характерные рожи. И пару-тройку больших автобусов под провожающих. Чтоб ни у кого не возникло желания после похорон еще пошататься по кладбищу. Поминки надо будет организовать в Домжуре, мелочиться не стоит, пусть уж коллеги нажрутся, напьются, меньше болтовни будет.
Закончив наконец разговор с Вадимом, Западинский тут же отдал соответствующие распоряжения, касающиеся печального ритуала и последующих традиционных возлияний. Да, и обязательно, чтоб оркестр присутствовал. Не халтурный, а свой, чтоб Шопен был на самом деле Шопеном, а не деревенской фантазией пожарной команды. Все ведь это тоже входит в имидж руководителя крупнейшего телеканала страны. Как ты — к людям, так и они — к тебе. Ну а печали в голосе достанет, Олег и в самом деле заслуживал в конце нескольких теплых слов.
Абу говорил, что он покинул этот свет, так и не успев ничего понять…
Александр Борисович Турецкий в сопровождении Сергея Карамышева поднимался на лифте в конференц-зал огромного здания Останкинской телестудии, держа четыре гвоздики. Большее количество цветов выглядело бы в его руках вызывающе. А четыре — на двоих — в самый раз. Народу было много — и в коридорах на всех этажах, и в лифтах. Прощание с Олегом Скляром было назначено на два часа дня. Потом друзья и сослуживцы отправлялись на кладбище, а уже оттуда — в центр, в ресторан Дома журналистов. О программе, стараниями секретариата Западинского, все были оповещены заранее. Это чтоб не случилось нестыковок.
В оставшиеся до похорон дни Сергей Карамышев не оставлял ни на час усилий отыскать таинственно исчезнувших ближайших родственников покойного журналиста. Ну то, что дочь провалилась словно сквозь землю, это понятно. Тут были свои причины, пока не объясненные, но они были. Но сын-то куда девался? Почему он будто за семью замками? Именно эта фигура теперь больше всего интересовала Турецкого.
Сергею удалось обнаружить парочку бывших приятелей Вадима и побеседовать с ними, и они подробно описали его внешность, манеру поведения, по которым можно было бы составить хотя бы словесный портрет человека. Странно, но последние семейные фотографии, которые удалось обнаружить в домашнем архиве Скляров, когда в квартире после обнаружения трупа производился обыск, были двух-трехлетней давности. И на фото фигурировал длинный и нескладный мальчик с коротенькой стрижкой. Естественно, он уже не такой, в его возрасте некоторые мужают достаточно быстро. Такая же детско-школьная, три на четыре, фотография имелась и в институтских бумагах. Между тем приятели уверяли, что видели его в последний раз с длинными, до плеч волосами, раздавшимся в плечах… Независимый вид, безапелляционные суждения. Ну да, парень почувствовал свою силу, деньги завелись, наверное, и независимость от предка. Понятное дело.