— Значит, ты ушел в Раменки-2 по семейным обстоятельствам? Как же это согласуется с твоей теорией о боязни творчества?
— Вполне согласуется. Если бы я был полностью погружен в творчество, наплевать бы мне было на любые семейные обстоятельства. А если кручусь-верчусь, не сплю из-за этого ночами, варюсь в этом мелком кухонном супе, значит, художник я так себе и только на копирование и способен.
Двумя часами позже Анисим Земский, с которым Олег тоже затеял разговор, внес коррективы в трогательную историю Амбарцумяна. Он сказал, что любимая там у Эдьки жена или нелюбимая, а ей без него, безусловно, легче, потому что Эдька подвержен страсти к всевозможным азартным развлечениям, от заключения пари до лошадиных бегов, вследствие чего семейный бюджет нес колоссальные потери. Должно быть, Эдьке как раз легче творить под землей: здесь для него меньше соблазнов.
— А ты что это, — подозрительно спросил Анисим, — затосковал? На волю захотел? Так поди, прогуляйся. Сроки терпят…
— Прогулки не помогут, Нись. — Таким самоизобретенным уменьшительным именем Олег привык называть брата с детства. — Я думаю с Шерманом закончить и вообще Раменки-2 послать к далекой матери.
— Олежка, — наставительно сказал Анисим, — выкинь это из головы, или я выбью. Где ты еще такую работу найдешь?
Разница в возрасте между братьями была не такой уж большой, всего три года, но Анисим с малых лет привык сознавать себя старшим и заботиться об Олеге, а Олег безропотно принимал эту заботу, как должное. Из них двоих Олег всегда был ведомым: учиться пошел в ту же школу, что и Нись; Нись записался в кружок рисования, и Олег туда же… Заключение контрактов, продажа картин — все это тоже возлагалось на Анисима. Но сейчас Олег собирался, хотя бы временно, принять на себя роль ведущего. Иначе и он, и Анисим, тоже очень талантливый художник, попусту погибнут, зачахнут в подземном бетонном убежище, где способны расти только плесневые грибы.
Олег терпеть не мог грибы. Он не понимал, почему людям нравится есть эту склизкую гадость, похожую на инопланетные трупики. На уроке биологии учительница сказала, что, хотя грибы принадлежат царству растений, у них есть черты, роднящие их с животным царством, и с тех пор Олег привык видеть в этом быстрорастущем гибриде врага, правда, до поры до времени не улавливая характера исходящей от него угрозы. Если во время прогулки по лесу ему под ноги попадалось круглое тело дождевика, Олег не упускал случая его пнуть, чтобы враг шикарно взорвался. Когда же он узнал, что плесень — тоже гриб, хотя и микроскопический, враждебность конкретизировалась. Плесень жрет картины. Плесень противостоит художнику, губит созданное им. А здесь, в нечеловеческих условиях Раменок-2, она готова сожрать и самих художников.
— Нись, разве ты не помнишь, о чем мы мечтали, когда нанимались на эту работу? Поскорей бы она кончилась, чтобы снова приняться за собственные картины. Рассчитывали, что эта лабуда с подделками всего лишь на полгода. А подсчитай: сколько уже времени прошло? А ведь время, Нись, ограниченно, особенно в нашем возрасте. Упустишь — никогда не догонишь. А всех денег все равно не заработаешь. И не надо. Подумай, когда ты что-нибудь рисовал просто так, для себя, в последний раз?
Анисим не перебивал, только делал брови домиком. И Олег напрасно пытался представить, что происходит в его душе. Бывают случаи, когда родные братья оказываются дальше друг от друга, чем чужие.
А старший брат думал о том, что вот этот его младшенький, которого он сажал на горшок и учил ездить на трехколесном велосипеде, которого он муштровал и тянул до себя, видя в себе эталон, оказался способен правильно оценить положение, в которое они оба попали. Правда, он покуда не отдает себе отчета, к чему это может привести.
— Отсюда так просто не уйдешь, — печально вымолвил наконец Анисим.
— Запросто! По канализации…
— Эх ты, Олежка. С виду большой, а до чего же, оказывается, маленький. Из этого бизнеса, повторяю еще раз, для умственно отсталых, так просто не уходят. Жалею я, что тебя в это дело втравил.
Подручный Абрама Файна, или, может быть, лучше сказать, провинившийся подручный, в задумчивости открыл дверцу синего «ниссана» и сел за руль. На поворот ключей машина среагировала дружелюбным ворчанием. Дорогая игрушка была куплена на днях и еще час назад радовала своего владельца, но сейчас он едва замечал средство передвижения, выполняя все действия на автопилоте. Сиял солнечный день, но вокруг Николая Анисимовича все было черно. Позади свивался шипящий клубок ошибок, впереди простиралось такое будущее, всматриваться в которое совсем не хотелось. Час назад он был настороже, но все же наслаждался собой и своей безопасностью. Теперь стало ясно, что его обложили со всех сторон. Посреди лета он чувствовал себя голым на ледяном ветру.
Мотор продолжал ворчать, монотонно, приглашающе. Николай Анисимович поймал себя на том, что еще не решил, куда ему ехать. Домой? В Раменки-2? Куда-нибудь еще?
«Напрасны мои переживания, — пришел он к оптимистическому выводу, бегло проанализировав случившееся. — Абрам собирался меня напугать, но он блефовал. Я ему нужен не меньше, чем он мне. Ну, пусть один раз я лопухнулся, у кого не случаются проколы, зато он меня изучил, а я изучил дело. Другого придется долго приучать, вводить в курс, и неизвестно, справится он или нет. А я справился! Справлялся и буду справляться!»
Кто-то наклонился к опущенному по случаю жары стеклу.
— Извозом не занимаюсь, — отрезал Николай Анисимович.
— А по-моему, вы нас все-таки подвезете, гражданин Шестаков. По дороге мы вас будем развлекать анекдотами о том, какие таблетки принимал ваш недавно почивший друг Николай, именем которого вы воспользовались… Стоп, стоп! Самая большая глупость, которую вы сейчас можете сделать, — это дать по газам и сбежать от нас. Ну, от нас сбежите, а от милиции? Вот видите, и успокоились.
Трое заурядных с виду мужчин ввалились в салон «ниссана», забивая табачным дымом аромат соснового освежителя.
— А руки у вас дрожат, господин Шестаков. Как бы не угодить в автокатастрофу. Может, пустите за руль кого-нибудь из нас? Исключительно в целях безопасности.
— Не пойму, о чем вы говорите, — овладел он собой, — но я в состоянии вести машину. Скажите только, куда едем.
— Мы вам покажем дорогу… В агентство «Глория».
6
Кирилл Шестаков считался одаренным мальчиком. Чуть ли не с двух лет мама, заботившаяся о развитии у сына любви к искусству, водила его по музеям, и в тишине, при ровном рассеянном свете, Кирюша восторженными расширенными глазами вбирал полотна великих мастеров, вырабатывая чувство эпохи и стиля. В школе его рисунки, подражающие иллюстрациям известных детских книжек, заставляли одноклассников ныть: «Кир, а нарисуй мне кота! А нарисуй медведя!» В четвертом классе учительница во всеуслышание заявила, что умение провести прямую линию без линейки — признак таланта художника, и посоветовала родителям отдать его в художественную студию.