«Никогда не сдавайся!»
Зачем, спрашивается, она повесила на стену в своей комнате эту жизнеутверждающую картинку? Не затем ли, чтобы вспомнить ее, когда это действительно потребуется?
Жора Рубежов дремал в углу комнаты с камином, удобно сложив руки на автомате Калашникова. Точнее, дремал он только внешне, на самом деле Жора напряженно размышлял. Часть его мыслей касалась травки: «дури» в запасе имелось сколько угодно, однако употребление ее помешало бы исполнять роль охранника. Жора на собственной шкуре убедился в том, что курение марихуаны не только пробивает на смех, но и изменяет соотношение между предметами реального мира: один раз он на шоссе чуть не попал под грузовик, поскольку пребывал в полной уверенности, что тот еще далеко. А если придется драться? Вторым, не менее сильным раздражителем, чем припрятанная в форме заначки «дурь», для Жоры оказалась обитающая наверху пленница. Жорин пыл возбудило еще ее сопротивление в машине, во время которого от нее остро запахло духами и — Рубежов чувствовал, хотя слова такого не употреблял — агрессией. Когда такая девушка выходит из себя, это — о-о-о! Жора не имел постоянной партнерши, дело имел только с проститутками, которых величал по-морскому «швартовы», а процесс у него назывался «пришвартоваться». Настя не относилась к породе «швартовых». Она была по-девчоночьи чистенькой, прохладной, как Снегурочка… Вот такую-то и охота как следует прижать, чтобы растаяла! Перед похотливым Жориным воображением Настя крутилась, как на экране телевизора, транслирующего мягкое порно: вначале поднимала юбку, не прекращая танцевать, потом начинала снимать трусики… Шипя и морщась, Жора наклонился вперед, прикладом «калаша» нажимая себе на лобок. Сеанс воображаемого порно требовалось срочно прекратить, потому что облегчения естественным путем не предвиделось. Рубежов зарубил себе на носу: в случае, если Денис Грязнов не согласится на их с Пашей условия, придется Настю изнасиловать, а то и убить. Но это — в случае несогласия. Если начальник «Глории» выполняет требования, его девица возвращается к нему целой и невредимой. Трогать ее нельзя. Грязнов не простит. По следу будет идти, пока не отыщет и яйца в глотку не засунет. Лучше бы все завершилось, как Паша спланировал: Грязнов оставляет «авангардистов» в покое, они возвращают ему девчонку. Но что-то внутри Жоры требовало другого исхода, при котором Настю можно было бы заставить изобразить порно, от мягкого до самого жесткого, а потом избавиться от нее.
Мечтания одинокого охранника прервал оглушительный звонок, от которого он подскочил и понесся открывать дверь дома. Это оказалось нелегким занятием: нужно было открыть все многочисленные замочки, запоры и щеколды. Звонок повторился. Звонили в ворота.
— Кто? — бдительно спросил Жора, не открывая калитки.
— Электрик, — ответил старческий голос.
Жора заглянул в глазок. Перед ним в искаженном выпуклом виде маячил старикашка в замызганной курточке, с холщовой сумкой через плечо.
— Никаких электриков мы не вызывали, — враз насторожившись, откликнулся Жора. — Иди, отец, ошибся ты, наверное.
— Это дом одиннадцать?
— Вроде. — Оглянувшись на дом, Жора не увидел никакого номера, но помнил, что номер как будто бы должен быть нарисован снаружи на воротах и, значит, ошибиться старикан не мог.
— Это дача Майсурадзе?
— Ну да.
— Точно? Так у вас же проводка искрит. Мне два раза напоминали: сходи, мол, Ефимыч, исправь, люди сигнализацию включать боятся. Я тут приболел, между прочим. — Заявление о болезни электрик сопроводил смешком, извиняющимся и хитроватым: мол, нам ли, мужикам, не знать, отчего эта болезнь происходит. — Едва оклемался, сразу к вам.
— Не знаю я ничего ни про какую проводку.
Но проклятый старикашка оказался дотошным. Должно быть, как многие пожилые люди, живущие ограниченным кругом впечатлений, он любил сплетничать.
— А вы что, не постоянно тут проживаете? Может, родственник хозяевам? А при вас точно ничего не искрило?
— Надоел, папаша! — Жора стукнул кулачищем в ворота. — Хромай отсюда, слышать тебя больше не могу.
Он проследил в глазок, чтобы старик повернулся и на самом деле, прихрамывая, удалился по выложенной красными плитами дорожке — одной из тех, которые в поселке «Лески» сходили за улицы. При этом электрик алкогольно бормотал что-то себе под нос — жалел, видать, о неполученной бутылке. Ну и ну, элитный поселок! Такие типы бродят без конвоя!
Входя в дом, Жора услышал какой-то звук. Как бешеный, он ворвался в дальнюю комнату с камином, но на полу ничего не валялось. Жора прислушался. Птицей взлетел на третий этаж, заглянул в камеру. Настя лежала ничком на кровати, закрыв глаза. Отдыхает… Ничего, пускай отдыхает. Может, скоро придется ей потрудиться для Паши и Жоры.
Звук больше не повторился, и Рубежов успокоился. Должно быть, стены садятся.
13
Приказав преданному начальнику охраны Вахе уводить балласт (так они между собой называли мирных людей, в частности художников) в направлении канализации, где путь, вполне возможно, был еще свободен, Сальский принял на себя командование. Он не был идеалистом и отдавал себе отчет в том, что большая часть охраны служит только ради зарплаты, не лелея никаких далеко идущих перспектив. Гады… нет, хуже гадов: амебы, растения! Сальский готов был одной автоматной очередью уложить их, уложить всех из-за того, что рушилась его великая американская мечта. За всей этой катавасией наверняка стоит заговор. Заговор мертвецов. Наконец-то они показали свое лицо, приблизились вплотную. Как это он раньше не замечал, что у охранников снулые, как у дохлой рыбы, глаза? И мучнистая бледность? Нет, наверное, он ошибался. Может быть, сами они живы и не отдают себе отчета в том, что исполняют волю враждебных мертвецов? По крайней мере, надо разговаривать с ними, как с живыми.
— Братья! — рявкнул он. — Звери! Стойте на своем посту! Стрелять на поражение! Предложат сдаться — не соглашайтесь, иначе всех перестреляют.
— Какой смысл нас стрелять, — усомнился один, со светлыми щетинистыми усиками и близоруко прищуренными глазами, — мы люди маленькие…
Дуло автомата Калашникова недвусмысленно уставилось ему в живот.
— Кто-нибудь хочет проверить? — Сальский обвел подчиненных взглядом, разящим не хуже автоматной очереди.
Желающих не нашлось.
— Быстро по местам! А я пойду другие посты проверю.
За всем надо следить, без него все развалится. Кругом одни предатели, Жора — единственный друг, и тот ненадежен, потому что туп. А враг — он умный. Он перетягивает на свою сторону таких людей, в которых нельзя было заподозрить предателей. Шестаков. Где Шестаков? Это он, а не Паша Сальский обязан был строить всех по струнке и наводить боевой порядок. Куда ж он, трус, девался? Если не предатель, то трус. Хуже, если то и другое сразу.
Вихрем проносясь по бункерным отделениям, Павел Сальский нигде не находил Шестакова, и подозрение переросло в уверенность. Вот кто по-настоящему виноват в крушении большой американской мечты! Поманил и кинул. Думал, что с рук сойдет. Наверно, уже бредет по канализации.