– Нет, и виной тому была объективная причина. Препятствием послужили мусульманские обычаи, по которым человек должен быть похоронен в течение суток до захода солнца. Многочисленные родственники Низами Вагифовича настаивали на соблюдении этого правила, они и слышать не хотели о каких-либо задержках, связанных с проведением судмедэкспертизы, а об эксгумации даже заикаться страшно. Поэтому экспертиза получила слишком мало материалов для установления точной причины смерти.
Слова попросил самый старший из присутствующих: державшийся особняком мужчина в костюме и белой рубашке с галстуком.
– Тут прозвучал вопрос по поводу гибели Ширинбекова, – сказал он. – А вы, Вадим Алексеевич, упомянули мельком о том, что лицо Самощенко могло быть обезображено, если ему в течение длительного времени ежедневно добавлять в пищу маленькие порции яда. Рассматривалась ли следователями версия, что отравить своего шефа пытался именно Ширинбеков, умерший потом оттого, что сам по неосторожности принял такой же яд?
– Это провокация! – раздался звонкий девичий крик.
– Пусть тоже представится! – громко пробасил Хаустов. Поправив пятерней свою гриву, ведущий миролюбиво улыбнулся:
– Не хватало только начать нам выяснять отношения, вешать ярлыки. Мы собрались здесь, чтобы докопаться до истины, и каждый имеет право высказать собственную точку зрения. Пожалуйста, Вадим Алексеевич.
– Поскольку краевая прокуратура установила, что отравления не было, то подобная версия не рассматривалась.
– Хорошо. Тогда у меня еще один вопрос. Почему московские медики огласили свой новый диагноз после того, как был уволен заведующий отделением ЦКБ профессор Викентьев, который во всеуслышание заявил, что признаков умышленного отравления не выявлено?
– Это не новый диагноз, а якобы уточненный, – громко сказала Перова, которая уже кипела от негодования. – Неделю назад Викентьев во всеуслышание говорил то же самое, что и остальные врачи.
– Значит, у Дмитрия Петровича тоже появились уточненные данные, – вступил в перепалку «косичка».
– Уточненных данных у него не было, – парировала Светлана. – А сообщение о диагнозе ему сочинила московская пиар-фирма, работающая на вашего первого вице-губернатора Базилевского.
– Стоп, стоп, стоп! – закричал волосатый ведущий. – Девушка, зачем вы устраиваете здесь базар! Что за деление на «ваших» и «наших»?! Мы впервые видим вас на наших брифингах, давайте познакомимся.
– Я из московской газеты, – сказала Светлана. – Она называется «Петровка, 38».
Находившийся возле городского агентства «Аэрофлот» ресторан «Стратосфера» представлял собой новую, ничем не примечательную одноэтажную постройку, отделанную плитами искусственного мрамора. С первого взгляда трудно понять, что здесь: так может выглядеть и торговый павильон, и кинотеатр, и спортивный зал. Вывеска не очень бросается в глаза.
Интерьер ресторана носил «авиационный» оттенок: на голубых стенах – небосвод – повсюду были размещены репродукции известных картин, посвященных летчикам. Иногда попадались цветные фотографии. Сигизмунд Доминикович объяснил такую своеобразную тематику тем, что в армии служил авиационным механиком.
– Вот вам типичный парадокс: когда служил, было неприятно. Все время заставляли делать то, что не хочется, но приказ – есть приказ. А вспоминаешь то время сегодня – думаешь, хорошо тогда было. Молодость.
Комаровский, упитанный, начинающий лысеть здоровяк, волосы – соль с перцем. Обвислые усы подковкой придают ему унылый вид, усугубляют унылость старомодные бакенбарды. Спасает положение лишь хитрющий взгляд с прищуром.
– Меню у вас тоже «авиационное»? – улыбнулся Яковлев. – Типа «Яичница штурманская с болтанкой».
– Нет, кухня земная, – с нотками сожаления ответил владелец ресторана. – Надеюсь, отведаете.
– Там видно будет.
Они удобно расположились в крошечном кабинете хозяина, куда официантка тотчас принесла кофе, шоколадные конфеты и виноград. От коньяка Яковлев отказался.
– Сигизмунд Доминикович, хочу попросить вас вспомнить подробности злополучного юбилея. Надеюсь, вы в тот вечер здесь были.
– А то! Евгений Владимирович мой товарищ. Я сидел за столом, правда, иногда выходил на кухню дать кое-какие команды. Это делалось без особой надобности, скорее по привычке. В смысле обслуживания все шло как по маслу. Никаких нареканий не было.
– Что-нибудь подозрительное, хотя бы задним числом, вспоминается?
– Вроде бы нет.
– Многие из гостей были вам знакомы? Я к тому клоню, что для расследования понадобится составить полный список присутствующих.
Комаровский панически всплеснул руками:
– То не мне знать. Список может составить Людмила Сергеевна, жена Самощенко.
– Мы попросим каждого из присутствующих записать тех людей, которых он видел. На разночтениях обычно что-то выясняется. При таком сборище, возможно, даже Людмила Сергеевна не всех знала. Там же были и официанты, и повара, и швейцары. Тут вы незаменимый помощник. Это же вам все известно.
– А то! Официанты и сейчас работают, можете с ними поговорить. Повара тоже на месте, лишь один в отпуске… О! Кстати, о пернатых. – Комаровский шлепнул себя ладонью по лбу. – В отпуске находится наш шеф-повар Леша Фуфырин. Как раз его поведение на празднике может показаться подозрительным.
– В чем это выражалось? – насторожился Яковлев.
– Вел он себя странно и нервозно. Я списал это на волнение мастера – он очень переживал, понравится ли гостям его кухня. Он даже лично порывался обслужить ту часть общего стола, где сидел юбиляр. Рядом с ним находились самые близкие люди, в том числе и Ширинбеков. Леша чуть ли не оттолкнул меня, когда я собрался разлить водку по рюмкам важных гостей.
– Тогда при чем тут волнение мастера? Водку-то не он готовил.
– Вот это и подозрительно. То я сейчас понимаю. А тогда в суматохе не обратил большого внимания. Должен вам сказать, что все банкеты проходят по одной схеме: сначала люди держатся скованно, бывает за столом совсем тихо, только вилки стучат. Но постепенно все выпивают, разогреваются, нарастает шум, смех. Потом начинается беспорядочное движение. Люди встают. Кому в туалет, кому покурить, кто должен подойти к знакомым на другой конец стола…
– В зале не курят?
– С недавних пор мэрия запретила из-за участившихся пожаров. В холле для этого отведено специальное местечко.
– Получается, сюда в разгар банкета может войти кто захочет.
– Возле дверей стоит охрана.
– Подумаешь. Человек сделает вид, что выходил покурить, а теперь возвращается. Не будут же проверять документы.
– Не, чужих не было, то заметно. Знаете, когда я учился водить, мне инструктор сказал: «Я могу не смотреть на дорогу. Но если кто-нибудь едет неправильно, все равно вижу». Так и я. Пришел бы чужак – заметил. Хотя я тоже был под изрядным хмельком.