– Необычности не почувствовала, – ответила Клавдия. – Все было очень привычно. Сын еще спал, Сева в его комнату не заходил, не заглядывал. Я проводила его в коридоре, напомнила, чтобы он не забыл взять документы и деньги.
– Такое случалось?
– Редко, но бывало. В этот раз ничего не забыл. Как всегда, при расставании поцеловались, и он ушел.
Они помолчали.
– Вы знаете, сколько денег было при себе у Всеволода Николаевича?
– Приблизительно.
– В бумажнике обнаружили три тысячи с копейками и пятьдесят долларов.
– Да, так оно и есть. Эти доллары Сева называл «автомобильными». Всегда при себе возил, тратил только в случае непредвиденных происшествий с машиной. Однажды, например, на полпути прогорел глушитель. Пришлось тут же купить и поставить новый.
– Документы тоже остались, обручальное кольцо. То есть это не убийство с целью ограбления? – спросил Александр Борисович. – Я так говорю «убийство», потому что по некоторым признакам факт самоубийства вызывает у следствия огромные сомнения. Так вот, что-нибудь украдено?
– Кажется, ничего не пропало, – сказала Клавдия и горько усмехнулась: – Даже пистолет остался. Сева рассказывал, что милиционеров часто убивают, чтобы завладеть их оружием.
– Часы ваш муж носил?
– Да. А их разве нет? Я не обратила внимания.
– Часов нет.
– У Севы очень хорошие часы – «Омега», швейцарские, с ручным подзаводом. Значит, их украли?
– Получается. А деньги оставили. Скорее всего, часы сняли для отвода глаз, чтобы навести следствие на ограбление. Клавдия Потаповна, я очень сочувствую вашему горю. Мы попытаемся досконально разобраться во всем происшедшем. Возможно, появятся какие-то вопросы, и мы позвоним.
– Да, да, я отвечу.
– И наши телефоны я вам напишу. Вдруг припомнится что-нибудь существенное, что поможет следствию. Бывает, такая малость оказывается полезной, на какую поначалу не обращаешь внимания. Кстати, нам желательно иметь фотографию Всеволода Николаевича, – вспомнил Турецкий. – Она может понадобиться свидетелям. На даче есть какие-нибудь снимки?
– У меня при себе есть, – сказала Филенкова. Она достала бумажник и вынула фотографию мужа. Это был стандартный черно-белый снимок, такие вклеивают в паспорта. Качество хорошее, узнать по такому человека легко.
– Так я с вашего позволения возьму его. Потом вам вернут.
– Не обязательно. У меня таких много.
В дальнем правом углу филенковского участка имелась еще одна калитка. Ей пользовались, когда шли в лес. Как назло, ведущая туда тропинка была выложена кирпичами, что мешало разобрать следы. Хозяин заходил в будочку туалета, может, он бродил по участку, разглядывал молодые яблони и терн, на которых едва заметно начинают проклевываться почки. Собака след взять не смогла. Видимо, опытный преступник знал, какими ядохимикатами можно обезоружить ее обоняние.
Если и были следы постороннего человека, то возле входа в сарай, где произошло убийство. Высказывалось предположение, что преступник, подойдя к сараю, окликнул Всеволода Николаевича, а когда тот обернулся, застрелил его. Потом занялся инсценировкой самоубийства, оставив рядом с трупом следы. Это была одна из версий. Экспертиза подтвердит или опровергнет ее.
Труп Филенкова сфотографировали, обвели контур места, где он лежал, после чего положили на носилки и, накрыв простыней, увезли. Оперативники произвели осмотр «Нивы» и сарая. Никаких подозрительных, странных вещей, чье присутствие показалось бы здесь неуместным, не обнаружили.
Горяинов опечатал дверь сарая.
На обратном пути в машине Александр Борисович принялся философствовать, пытаясь объяснить Грязнову свои деревенские ощущения.
– Все люди разделяются на овец и хищных волков, – говорил он. – Одни выполняют приказы других людей, даже в ущерб себе. Других хлебом не корми, а дай возможность приказывать, повелевать. Овец, в принципе, больше. Они слепо следуют за своими вождями, верят любой несуразице, которую те несут, легко поддаются внушению. Однако существует и еще одна разновидность – это волки в овечьей шкуре. Их истинная природа проявляется лишь тогда, когда они отбрасывают сдерживающие факторы, мешавшие им уподобиться хищным зверям. Правда, при всех условиях они всегда опасаются возмездия. Как правило, таких людей можно считать и палачами и жертвами.
Вячеслав Иванович понял, что его друг подозревает, будто погибший подполковник на каком-то этапе принимал участие в подготовке покушения на Ширинбекова и Самощенко, а теперь убран как нежелательный свидетель. Однако Грязнов не был бы Грязновым, если бы не снизил пафос услышанных слов шуткой:
– Не знаю, что тебя навело на эти мысли. Вроде бы мы овец в деревне не видели. Только кур да индюков.
– Сам ты индюк! – беззлобно выругался Турецкий.
Московское телевидение пригласило Артура Михайловича Плиткина участвовать в ток-шоу под названием «Перчатка брошена». Это популярная передача, в которой два специалиста обсуждают какую-либо находящуюся в центре внимания общественности тему. Участников подбирают с таким расчетом, чтобы у них были полярные взгляды на эту проблему. Каждый отстаивает свою точку зрения, пытается ее обосновать, возникает диспут, в который втягиваются и собравшиеся в студии зрители, и телезрители. Чаще всего бывает интересно.
В этот раз участникам предлагалось обсудить тему, касающуюся покушения на одного из самых заметных красносибирских политиков Самощенко, о трудностях установления диагноза болезни, столь сильно обезобразившей его лицо. Отрицать факт отравления пригласили бывшего врача ЦКБ Викентьева, стать оппонентом Дмитрия Петровича предложили Плиткину на что тот, ни минуты не раздумывая, согласился. Если предоставляется такая заметная трибуна для изложения своих взглядов, нелепо было бы не воспользоваться такой возможностью.
За несколько дней до отлета в Москву для участия в передаче Артур Михайлович сидел в своем кабинете в больнице, когда, робко постучавшись, к нему вошел пожилой мужчина. Приветливо улыбающийся, вежливый, он весь состоял из сплошных округлостей: лысая голова, розовые щечки, носик бульбочкой. Все эти округлости делали вошедшего похожим на плюшевую игрушку.
– Здравствуйте, доктор! Моя фамилия Лаврентьев.
– Очень приятно.
– Я буквально на секундочку. Зашел только поблагодарить вас – вы вылечили мою жену. Следа от ее хворей не осталось.
– Наш долг, – ответил Плиткин. Он совершенно не помнил пациентку Лаврентьеву. Мало ли больных лечится здесь!
– На память… в знак благодарности… – смущенно забормотал посетитель, – примите от нас.
С этими словами он протянул Артуру Михайловичу коробочку конфет «Король-олень».