– Что значит «наоборот»?

– Ну, антоним. Как называются головы, ширина которых превышает семьдесят пять процентов от длины?

– Брахицефальная, – помимо воли пробормотала я.

– Ага! Вот так ты им и сказала.

– Неужели? Знаешь, я просто оговорилась. Я хотела сказать «долицефальная».

Я старалась, чтобы мои слова звучали как можно убедительней.

Сюзанна испытующе поглядела на меня и расхохоталась.

– Ты здорово умеешь лгать, цыганочка. Но лучше не теряй времени и скажи мне правду.

– Мне нечего рассказывать, – неохотно откликнулась я.

– Неужели? – ласково спросила Сюзанна.

– Ладно, наверно, действительно надо сказать, – медленно проговорила я. – Мне нечего стыдиться. Нельзя стыдиться того… того, что суждено… Да, так оно и есть. Он вел себя отвратительно, грубо, неблагодарно… Но мне кажется, я понимаю… Если собаку посадить на цепь или жестоко с ней обращаться, она будет на всех набрасываться. Так и он… он озлоблен и недоверчив. Я не знаю, почему он мне нужен, но это так. Он мне ужасно нужен. Стоило мне его увидеть, и он перевернул мою жизнь. Я люблю его. Хочу его. Я босиком пройду по всей Африке, но отыщу его и стану ему нужна. Я способна умереть ради него. Готова на него работать, стать его рабыней, воровать, просить милостыню, влезть в долги – все ради него! Вот… теперь ты знаешь.

Сюзанна долго смотрела на меня, а потом сказала:

– Ты совсем не похожа на англичанку, цыганочка. В тебе нет ни капли сентиментальности. Я никогда раньше не встречала таких практичных и страстных людей. И никого так не любила… к счастью… И все же… и все же я тебе завидую. Любить – здорово! Большинство людей этого не умеет… Однако какое счастье, что коротышка-доктор на тебе не женился! Думаю, он вовсе не мечтал завести в своем доме пороховую бочку!.. Итак, телеграмма лорду Нэсби отменяется?

Я кивнула.

– Но ты же веришь, что он невиновен!

– Да, но и невиновного могут повесить.

– Гм-м… Однако, Анна, детка, ты ведь обычно смотришь фактам в лицо?! Так посмотри и сейчас! Что бы ты ни говорила, он вполне мог убить ту женщину.

– Нет, – сказала я. – Не мог.

– Это сантименты.

– Отнюдь. Он, конечно, мог ее убить. И даже мог преследовать ее именно с этой целью. Но он не стал бы душить ее черным шнуром. Если бы он решил ее убить, то задушил бы голыми руками.

Сюзанна содрогнулась и одобрительно прищурилась.

– Гм… Знаешь, Анна, я начинаю понимать, почему ты находишь этого юношу таким привлекательным!

16

Наутро мне удалось пообщаться с полковником Рейсом. Мы закончили кидать кольца и прохаживались вдвоем по палубе.

– Ну, как вы себя сегодня чувствуете, цыганочка? – шутливо спросил полковник. – Тоскуете по земле и по своему табору?

Я помотала головой.

– Теперь, когда море спокойно, мне хотелось бы плыть на корабле вечно.

– Надо же, какой энтузиазм!

Мы перегнулись через перила. Штиль царил полный. Вода была гладкой, как масло, и вся в пятнах, голубых, бледно-зеленых, пурпурных, багряных и темно-оранжевых – прямо картина художника-кубиста. Иногда посверкивали серебром летучие рыбы. Влажный жаркий воздух лип к телу. Дуновение благоуханного ветерка воспринималось как ласка.

– Вчера вечером вы рассказали нам очень интересную историю, – сказала я, нарушив молчание.

– Какую?

– Об алмазах.

– По-моему, женщинам это всегда интересно.

– Еще бы! Кстати, что случилось со вторым молодым человеком? Вы же говорили, их было двое.

– С юным Лукасом? Видите ли, его не могли засудить, не засудив его приятеля, так что он тоже вышел сухим из воды.

– А что с ним случилось… ну, вообще… Кто-нибудь знает?

Полковник Рейс глядел прямо перед собой. Его лицо было бесстрастно, как маска, но я чувствовала, что мои расспросы ему не нравятся. Однако он ответил, не подавая виду:

– Лукас ушел на войну и храбро сражался. Он попал в списки пропавших без вести… считается, что погиб.

Полковник сообщил мне вполне исчерпывающие сведения, больше я не стала его терзать. Однако любопытство мое только разгорелось: насколько все-таки осведомлен полковник Рейс? Его роль в этой игре была мне непонятна.

Я сделала еще одну вещь: побеседовала с ночным стюардом. Я слегка простимулировала его материально, и он разговорился:

– Надеюсь, леди из семьдесят первой каюты не испугалась? А, мисс? По-моему, это вполне безобидная шутка. Пари, я так понял.

Потихоньку я из него все вытянула. По пути из Кейптауна в Англию один из пассажиров передал ему фотопленку, велев на обратном пути в час ночи двадцать второго января кинуть ее в иллюминатор семьдесят первой каюты. Пассажир сказал, что в каюте будет женщина. Он представил все как пари. Думаю, стюарду щедро заплатили. Имя дамы не упоминалось. Ну, и поскольку миссис Блер прямиком отправилась в семьдесят первую каюту (она договорилась с помощником капитана о переселении сразу, едва взойдя на борт корабля), стюарду и в голову не пришло, что Сюзанна не та женщина, которой предназначалась пленка. Пассажира, попросившего стюарда об услуге, звали Картон, и описание его внешности полностью совпадало с внешностью человека, погибшего в подземке.

Так что хотя бы одну тайну раскрыть удалось, и стало понятно, что алмазы – ключ к разгадке всей этой истории.

Последние дни на «Килмордене» промчались очень быстро. Чем ближе мы подплывали к Кейптауну, тем серьезнее я задумывалась над тем, что делать дальше. Скольких людей мне не хотелось упускать из поля зрения! Мистера Чичестера, сэра Юстаса, его секретаря и, конечно, полковника Рейса! Но как это совместить? Прежде всего меня интересовал Чичестер. По правде говоря, я склонялась к тому, чтобы вычеркнуть сэра Юстаса и Пейджета из списка подо-зреваемых лиц, но случайный разговор вновь пробудил в моей душе сомнения.

Я не забыла странного волнения Пейджета при упоминании о Флоренции. В последний вечер мы все сидели на палубе, и сэр Юстас задал секретарю совершенно безобидный вопрос, точно не помню какой… Кажется, об итальянских поездах, которые всегда опаздывают. Однако, помнится, я заметила, что мистер Пейджет точно так же, как и в первый раз, смутился. Когда сэр Юстас пригласил миссис Блер потанцевать, я подсела к секретарю, решив во что бы то ни стало докопаться до сути.