Отец Уолтер влетел в кладовку через полминуты.
Разумеется, последовали эксперименты, поставленные в обстановке строжайшей секретности, но безукоризненные с точки зрения методической. К чести Чарли, он всегда относился к исследованиям, проводимым над ним его опекуном, с энтузиазмом и совершенно восхитительным упорством, которое отец Уолтер нечасто встречал в людях.
Не прошло и недели, как они научились обмениваться простыми сигналами, а еще через несколько дней Чарли впервые сознательно передал «картинку» – странное изображение, совершенное в своей чуждости и презрении к графическим канонам. Так, наверное, видели мир птицы? Как знать.
Порой, когда отец Уолтер позволял гордыне брать верх над здравым смыслом – ненадолго, просто шутки ради! – он представлял себе, как закончит сделанные по этим видениям эскизы, превратит их в настоящие картины, исполненные маслом на холсте или досках.
И – взорвет мир искусства.
Мечты, мечты… Иллюзии.
Картинка, посланная неведомым способом, существом, согласно мнению всех авторитетов, не обладающим разумом и душой, – нет, ЭТУ тайну отец Уолтер не собирался делать ничьим достоянием. А картинки – что же, картинки можно и использовать. Вещь полезная.
Сейчас Чарли передает нечто странное, нечто, не вполне вписывающееся в определение «сбора разведывательной информации». Скорее, это было что-то интересное ему, ворону, что-то, всецело завладевшее его вниманием, чем он хотел поделиться со своим наставником и другом.
Впрочем, поскольку таинственный механизм, посылающий изображение на ничем не ограниченное расстояние, требует от пернатого разведчика колоссальных усилий, то и предмет сообщения, соответственно, тоже должен быть важным. Хотя, конечно, маленький негодник обладает, в дополнение к своим многочисленным достоинствам, еще и неким извращенным чувством юмора и иногда, под настроение, может, например, сообщить «сюзерену», что там-то и там-то, у обочины дороги, рядом с приметной ольхой, лежит дохлая собака, весьма неплохая на вкус…
Впрочем, с возрастом Чарли стал серьезнее, и вообще – сильно вырос как разведчик.
Итак, картинка показывает замок, довольно большой и хорошо защищенный. Отец Уолтер в свое время довольно много рассказывал вороненку о замках, и теперь тот знает, на что следует обращать внимание. Стены. Рвы. Ворота…
Во внутреннем дворе замка творится настоящее столпотворение: вооруженные люди, собаки, лошади… Картинка разбивается на калейдоскоп озадаченных, испуганных и возбужденных лиц и снова собирается вокруг центра этого маленького изобразительного вихря. Там, в круге пустого пространства, в самом его центре стоит простая крестьянская телега. А вот на телеге… Чем бы это могло быть?
«Раньше ты не вносил изменений в свои изображения», – озадаченно бормочет отец Уолтер, не отрываясь от своего занятия, – тонким пером он вырисовывает на листе бумаги саму телегу, и сердитое лицо рыцаря рядом с ней, и соломенную куклу в клетке на телеге, среди разбросанных в живописном беспорядке наручей и боевых топориков.
«Зачем они возят в клетке куклу?»
В принципе, можно сосредоточиться и послать Чарли ответ – продолжать выполнение основной задачи, но – просто интереса ради, одним глазком – продолжать следить за этим странным замком. Можно, но отец Уолтер не собирается этого делать, ибо прекрасно знает своего подопечного – тот и так, без всяких дополнительных стимулов, вцепится в загадку, как клещ, и не оторвется, пока не получит все ответы на все мыслимые вопросы.
Так и должен вести себя хороший разведчик на службе у святой Церкви.
* * *
Следующая беседа барона с гоблинами имеет место днем позже, и обставлена она совершенно иначе, чем первая. Впрочем, разумеется, умудренный опытом рыцарь никому не собирается верить на слово – он провел, что называется, собственное расследование.
Сначала допросили пленных людей Ральфа Нормана. Да, гоблины были найдены без сознания, в друидском круге камней, какие иногда встречаются в здешних лесах. Встречаются, надо сказать, все реже, ибо, по мере обнаружения, уничтожаются набожными рыцарями – камни топят в реке, а землю отчитывает священник.
Гоблины, впрочем, ни о каких кругах ничего не знали и, хотя не отказались бы посмотреть, особого рвения не проявили.
Затем было изучено оружие пленников. Надписи на оружии отсутствовали, нашлись там лишь клейма и орнаменты нейтрального содержания. Качество стали, кстати, оказалось выше всяких похвал. Работали с оружием осторожно, так как гоблины предупредили, что клинки отравлены.
* * *
– Отравлять клинки – это не по-рыцарски.
– Согласен, – кивает Акут-Аргал. Уже освобожденный от колодок, гоблин сидит на короткой широкой скамье возле стола, на котором разложено вооружение его группы, – но не слишком к нему близко. О степени доверия между сторонами свидетельствуют присутствующие здесь же три арбалетчика и сэр Томас в кожаном доспехе и с топором, весьма удобным для боя в помещении. – Но представьте себе, что клинки отравлены еще на стадии ковки. Что сам металл ядовит? А? Вроде, уже и не трусость. Вроде, просто оружие такое.
– Гм…
И главное, что, если они сказали правду? Даже монах, на что уж он не любил признавать своей неправоты, вынужден был сказать, что другого выхода, кроме как проверить слова незваных гостей, он не видит.
На том и порешили.
– Вам вернут оружие, – мрачно произносит Джон Рэд. – И это значит… значит, что вы по-прежнему пленники. Но с оружием.
– Вам придется что-то сказать своим людям, – перебивает его гоблин. – Если этого не сделать, будут проблемы с такими, как этот монах…
– Мне монах не указ! – отмахивается от его слов сэр Джон.
– А епископ с десятком рыцарей?
– А епископ – указ!
– Я и говорю, надо, чтобы все понимали, что мы – ваши пленники.
– Я так и сказал!
– Ну… да, в самом деле.
Сидят, на сей раз, в трапезном зале, большом, гулком и темном. Зал производит впечатление заброшенного склепа: закопченные, почти голые стены, теряющиеся во мраке балки под потолком, – со смертью жены и ребенка владелец замка разом утратил всякое желание что-либо украшать и ведет совершенно холостяцкий образ жизни. В камине горит огонь, на столе хватает жареного мяса и вина – всё, довольно. Менестрели и гобелены, драгоценные кубки и прочие атрибуты красивой жизни ищите в других местах.
– Ты вот мне скажи, – говорит барон, буравя собеседника взглядом, – как ты собираешься ее искать?
– Не он, – подает голос Генора-Зита. Девушка совершенно не испытывает комплексов по поводу своего пола, свободно участвует в беседе и игнорирует любые попытки намекнуть ей, что планирование войны – дело, вообще-то, сугубо мужское. Язычок у нее острый.
– Виза-Ток.
– Вот как?