Наступило минутное затишье, которое нарушил скрипучий голос:
— Положим, я брал у какого-то инвалида деньги. Что из этого?
— Так я и думал! — в сердцах сказал бригадир. — Вечно с тобой, Куницын, что-нибудь случается!
— А что тут особенного? — начал оправдываться тот. — Я уже и не помню, когда со мной что-нибудь случалось.
Поблагодарив всех, оперативники отпустили проводников, оставшись с Куницыным. Выяснилось, что деньги он получил в тот день, когда коляска Дергача опрокинулась от удара колеса цементовоза.
— Почему вы встретились на улице, а не дома? Все-таки передача крупной суммы денег…
— Когда я накануне позвонил ему, то сразу сказал, что могу зайти где-то между десятью и половиной одиннадцатого. А оттуда сразу поеду на вокзал. Сергей сказал, что обычно он в это время гуляет. Если погода позволит, то его коляска будет стоять возле подъезда. Если он не выйдет, то я зайду в квартиру.
— Кому вы передали деньги в Москве? — спросил Яковлев.
— Борису Синькову. Это мой старый знакомый по Перми, сейчас в Москве работает охранником.
— Он подошел к поезду или вы завезли деньги ему домой?
— К вагону пришел. Мы еще раньше договорились, что подойдет к прибытию.
Урусов спросил:
— А если бы вдруг по каким-то причинам Синьков не явился, вам известны его московские координаты адрес, телефон?
— Конечно. Знаю и домашний телефон, и рабочий.
В пятницу утром Андрей поехал на Большую Бронную в агентство по охране авторских прав. Там он разыскал отдел, занимающийся регистрацией музыкальных произведений, где по возможности складно изложил историю с тремя песнями Янины, которые Репина приписала себе.
— Я никак не пойму, чего вы добиваетесь, — холодно ответила инспекторша.
— Неужели непонятно? Хочу, чтобы агентство указало настоящего автора этих песен.
— То есть вы хотите, чтобы я без всяких доказательств зачеркнула одну фамилию и поставила другую?
— А какие доказательства нужно представить?
— Источником авторских прав является факт публикации вашего авторского произведения. Это, так сказать, исконный и главный источник прав автора. Если вы покажете мне, что эти песни опубликованы раньше под другой фамилией, это будет убедительный аргумент.
— Публикаций не было. Но Муромцева исполняла свои песни публично, на выступлениях в клубах. Разве сам акт творчества не является более весомым источником прав автора?
— Его не всегда можно доказать в рамках стандартной юридической процедуры.
— Даже если есть свидетели?
— Не смешите меня. Разве мы можем пришпилить устные свидетельства к официальной бумажке, на которой указана автор Репина, даже если слышали эти песни от Муромцевой собственными ушами.
— Вы напомнили мне старый анекдот. — Андрей нервничал и пытался сам себя успокоить. — Встречая иностранную делегацию, Брежнев начинает читать по бумажке приветственную речь: «Дорогая госпожа Индира Ганди…» Референт испуганно дергает его за рукав и шепчет: «Леонид Ильич, это — Маргарет Тэтчер». Тот говорит: «Сам вижу, что Тэтчер. Но ведь тут написано Ганди».
— Аналогия неуместна, — с каменным лицом ответила женщина. — Я понимаю вашу язвительность. Больше того, я допускаю, что вы правы на все сто процентов. Подобные случаи в нашей практике встречаются сплошь и рядом.
— Если случаются, значит, аналогия уместна.
— Нет. Законодательства большинства стран придерживаются принципа, что авторство определяется по факту публикации. Можно, скажем, предъявить договор с издателем, где черным по белому прописано имя автора. Устные же подтверждения — слишком эфемерная вещь. Но сейчас дело не только в этом. Не кажется ли вам, — она строго посмотрела на Андрея, — что такая возня не просто далека от этических норм, а попахивает кощунством? Певица трагически погибла. А мы вдруг станем вымарывать ее имя.
— А когда, по-вашему, можно начинать восстанавливать справедливость?
Инспекторша растерялась:
— Ну, я не знаю. Ведь считается, что душа покойника, кажется, покидает наш мир на сороковой день. Но… Даже если Репина была бы жива, изменить регистрацию можно только с ее согласия. Никакие свидетельства посетителей клубных вечеринок для нас не аргумент.
— Скажите, что будет, если настоящий автор обратится в суд? Ведь можно произвести музыкальную экспертизу. Муромцевой присущ свой оригинальный стиль. И как композитору, и как поэту. Его ни с чем не спутаешь. Репина же раньше никогда вообще не сочиняла. И вдруг сразу три песни, одна лучше другой, все станут шлягерами. Какие могут быть сомнения насчет плагиата?
— По приговору суда мы, безусловно, изменим регистрацию и передадим «копирайт» другому. Дерзайте, добивайтесь.
Вечером Андрей позвонил Янине и подробно пересказал ей свой разговор с инспекторшей.
— Ситуация запутанная. Тебе нужно подавать иск в суд, — решительно заявил он.
Муромцева запротестовала:
— Не хватало еще мне судиться с мертвецом! Инспекторша по всем статьям права насчет кощунства. Тут и крыть нечем. Если бы Репина была жива, еще куда ни шло. Хотя тоже противно и, наверное, бесполезно. Но сейчас я об этом и слышать не хочу.
— Неужели ты способна допустить, чтобы созданные тобой произведения кочевали под чужим именем?! Сущая нелепость. Причем это же не какие-нибудь однодневки. Их могут включать в песенники, они будут звучать годами. И никто не узнает, что они украдены у тебя.
— Ну и пусть, — хмыкнула Янина. — Подумаешь, украли три песни. Не Обеднею. Я за месяц десять новых сочиню, еще лучше. А стану таскаться по судам, превращусь в заурядную жалобщицу. Буду ходить по инстанциям и качать права. Больно мне это нужно. И не уговаривай, Артур.
Он так давно не разговаривал с ней, что даже сам забыл, каким именем представлялся. Сейчас оно прозвучало для Андрея почему-то оскорбительно.
— То есть ты готова сдаться без боя всему этому кошмару: плагиату, «фабричным» малолеткам, всякой шушере!
— Лучше я уйду в андеграунд. Песни будут. В каком контексте, в каком виде — другой вопрос. Но марать руки о всякую шушеру я не намерена!
Андрей был неприятно поражен словами Янины — он очень рассчитывал на нее. Ведь ему необходимо иметь союзника. Он столько лет борется с жульничеством в одиночку! Борется с наглостью и воровством. Считает своим долгом наказывать мошенников от эстрады. Он разгромил студию Ледовских, когда тот принялся наживаться на песнях Наташи. Он уничтожил страшного Прыжкова, когда тот нагло отобрал Наташину песню. Потом прикрывался чужим именем. Он разделался с Репиной за откровенное воровство. Слишком жестоко? Но ведь иначе нельзя, не получается. Тут нет половинчатого решения. Если погрозить преступнику пальчиком и с укоризной промолвить: «Ты, Петя, не прав», это все равно что оставить ситуацию неизменной.