— Иди ты, дядя Даня! — незлобно огрызнулся Герман, но откровенничать о своих злоключениях в Испании не стал. Чего доброго, Шарагин мамаше стукнет, а та начнет выяснять — что с деньгами. Пока вроде удавалось от таких вопросов уворачиваться. Поначалу, мол, делом занят был, которым мамаша же и нагрузила. Потом стал смутно намекать на некоторые неприятности в Испании, что на него, мол, наехали местные. Подробностей не сообщал, только махал руками: «Ах, мама! После, все после, дайте мне хотя бы дух перевести. Тебе и твоим подельникам плевать, что я еле жив остался, лишь бы денежки посчитать. Ну про этих круторогих козлов — понятно, но хоть ты, мама, пожалей!» Мама жалела, конечно, но рано или поздно придется держать отчет.
Герман был человеком довольно безалаберным, надеялся, что все рассосется само собой, конечно, когда-нибудь придется признаваться во всем, но зачем же прямо сейчас? Ну не убьет же его родная мамаша. Не убьет и от подельников спасет — это точно! Волчица та еще…
Слава богу, что теперь еще и это дельце подвернулось: и на карманные расходы Герман подзаработает, и общее внимание отвлечет от судьбы их общей казны.
Финансовый директор некогда процветающей чайной торговой компании Сергей Крысулин мрачно размешивал сахар в чашке кофе, которую принесла ему секретарша. Текущие дела Крысулина представлялись ему большим гробиком, черным и неотвратимым. «Если так, то в лучшем случае уволят. А если я так?..», или «Убежать в Норвегию — там Олаф как-нибудь приютит. Догонят!..», или «Свалить все на бухгалтерию, припугнуть их… Так ведь уже припугивал. Третьего за год бухгалтера увольнять?» — мелькали в его голове мысли, проносились стремительно, не принося облегчения.
Сереженька Крысулин с детства привык подставлять ближних и дальних — как получится. В школе он был стукачом и подлизой, но таким ловким и изворотливым, что был бит всего-то двенадцать раз за все десять лет, хотя чуть ли не каждую неделю портил кровь своим менее гибким и беспринципным товарищам.
Благодаря милым детским интригам Крысулин стал секретарем районной комсомольской организации и помчался по карьерной лестнице так же быстро, как человек, измученный диареей, бежит к далекому и прекрасному туалету, что расположился в дальнем конце коридора. Когда партия приказала долго жить, а комсомол ответил «есть!», Крысулин отрекся от прежнего мира, переметнулся на сторону освобожденного капитала и вошел в долю со своим комсомольским приятелем Гришей, которого вскоре благополучно кинул. Но собственное дело Крысулину организовать никак не удавалось: привычка подставлять, стучать и подличать осталась, а стучать вроде бы было некому, и пресмыкаться тоже — не перед зеркалом же, преданно заглядывая в глаза своему отражению?
Поэтому, опять же не без помощи своих комсомольских товарищей, он стал тем, кем стал, — финансовым директором процветающей фирмочки. Эта должность позволяла ему удовлетворять все свои низменные инстинкты. Сколько бухгалтеров лишилось работы по его вине! Не забывая о старинной школьной привычке, Сережа сваливал свои огрехи на подчиненных — и неизменно выходил сухим из воды. В том, что компания, в которую он попал, в последние годы постепенно захирела, была и его вина тоже.
Но генеральный директор, казалось, этого не замечал. Проводя жизнь между спортивными клубами и заграничными поездками, он очень редко снисходил до своих подчиненных и собственной компании, интересовавшей его как некое поместье, из которого время от времени присылают деньги, но не более. Таким образом, Крысулин, как ловкий и хитрый управляющий, проворачивал за его спиной разные сомнительные махинации и не был ни разу пойман.
И вот словно гром среди ясного неба! Директор между поездками в Австралию и Ниццу вызвал Сергея и намекнул на то, что дела его не очень. Так и сказал: «не очень». И в тот же день укатил…
Теперь господину Крысулину предстояло мучиться вплоть до возвращения генерального и думать: какая же из его махинаций стала известна начальству, или, может быть, не одна, а несколько? Мрачные мысли одолевали Сергея, и некому было его утешить.
Неужели в компании завелся второй стукач? Неужели кто-то перемудрил его, опытного интригана?
Крысулин открыл на компьютере досье на всех сотрудников, по крупицам собранное и тщательно охраняемое от посторонних глаз. Здесь были не только непосредственно работники, но и компаньоны Крысулина, в том числе — по сомнительным делишкам, не имеющим к делу чайной торговли никакого отношения. Перелистывая страницы, удобно отформатированные и структурированные, господин финансовый директор размышлял: «Этот слишком ничтожен, этот глуп, этот вообще витает в облаках, у этого нет никакого влияния на генерала…»
Наконец, пересмотрев еще раз весь компромат на сотрудников, господин финансовый директор отметил, что слишком мало он знает о руководителе отдела продаж Людвиге Константиновиче, а ведь такой человек вполне мог бы на него накапать. Ну то есть Крысулин на его месте непременно бы это сделал.
К сожалению, Людвига не оказалось на месте. «Будет завтра с утра!» — сообщил его заместитель. Так что Крысулину пришлось вернуться к остывшему кофе.
Кофе оказался слишком крепким — Крысулин не любил этого. Тоже ничего себе повод сорвать зло, если проблема пока не решается.
— Юля, я сколько раз говорил, что мне нельзя пить крепкий кофе! — ледяным тоном сообщил он секретарше по внутренней связи.
— Но тут одна ложка кофе, как обычно! — попробовала оправдаться Юля.
— Ты не хами, когда со мной разговариваешь! — совсем разошелся Крысулин. — Вылетишь отсюда в два счета — и все! Разговор окончен.
Секретарша, одуревшая от жары, непрекращающихся звонков и постоянных закидонов господина финансового директора, заплакала и убежала в туалет — успокоиться и поправить макияж. Когда она вернулась, ей снова позвонил взбешенный Крысулин:
— Ты почему отсутствовала на рабочем месте, а?
— Я выходила. Ну мне нужно было выйти на минутку.
— Ты должна была меня предупредить! Ты должна была кого-то вместо себя оставить! А вдруг мне что-нибудь понадобится?
— Я вас слушаю.
— Тащи от головы что-нибудь, быстро!
Юля беспомощно заозиралась: она давно уже предлагала завести аптечку, с ней даже соглашались, но все время забывали выделить денег на это полезное приобретение.
— Я сейчас посмотрю, — пробормотала она. — Кажется, ничего нет…
— Ну так сбегай в аптеку!
— Хорошо, только попрошу кого-нибудь посидеть вместо себя.
— Никаких «попрошу»! Быстро встала и пошла! А то вылетишь!
На подворачивающихся каблучках секретарша послушно побежала к лифту, спустилась на первый этаж и быстрым шагом направилась к аптечному киоску, расположенному в самом начале улицы Правды.
«Улица Правды, да, — вздыхала про себя Юля. — Дождешься тут правды, как же. Чтоб ты сдох, капризный идиот!»
— Дайте, пожалуйста, упаковку аспирина, — срывающимся голоском сказала она продавщице. — И пузырек валерьянки!