— Но, с другой стороны, как вопрос ни поднимай, — сказал он Турецкому, будучи с ним знакомым еще с первого посещения, но лишь после того, как снова внимательно изучил его служебное удостоверение, а затем с той же тщательностью и ксиву эксперта-криминалиста из ЭКУ, — а все равно ведь шмоном отдает, верно?
Тон был и слегка нагловатым, и одновременно доверительным. Что при его достаточно интеллигентной внешности создавало образ этакого чекиста из почившего в бозе Пятого управления. Да он им наверняка и был, намекая интонационно, что мы-то, мол, с вами очень хорошо все понимаем и даже сочувствуем по-своему, но вот другим может не понравиться…
А и пусть не нравится, решил уже для себя Турецкий.
— Где у вас тут стойло? Они все вместе хранятся или каждый у себя дома держит?
— Зачем? Вместе… Так удобнее, опять же и единая обслуга…
— Ах, вот в чем дело! Значит, детки катаются, а дяди им транспорт готовят?
— Примерно так… — не очень, правда, охотно подтвердил начальник охраны.
— А кто конкретно ухаживает за машинами? Бензин заправляет, масло, прочее? Ремонт мелкий? До крупного, видимо, пока дело не доходило?
— Есть человечек…
— Найдите его, если нетрудно.
Фомин пожал плечами, достал из кармана телефонную трубку.
— Леня, а где у нас Сохатый?.. Это фамилия у него такая, — пояснил Турецкому. — Где-где? А-а, вон какое дело… Неувязочка получается, — сказал, кладя трубку в карман. — Нема парня. Пока детишки прохлаждаются на теплых морях, он обговорил себе отпуск. А живет он в Раменском. Адрес имеем, но…
— Он никуда не уехал?
— Не знаю, не интересовался.
— Значит, поинтересуйтесь. И доставьте его сюда. Ну, пошли смотреть машины.
А ходить-то и не надо было никуда, потому что подземный гараж для автомобилей и мотоциклов был рядом, сбоку от ворот. Просто Фомин отомкнул английский замок, включил свет, и они пошли по лестнице вниз, вдоль пандуса, по которому поднимались и съезжали в гараж машины.
Для мотоциклов были предоставлены отдельные боксы, где стояло по три-четыре машины. Действительно, звери. Мощные, большие. Фомин походя заметил, что в среднем они стоят по двадцать кусков каждый, в валюте, естественно.
— Привел. — Он широко развел руки в стороны: — Смотрите, что вам нужно.
Турецкий с Сережей переглянулись. Да, объем, однако… Но делать было нечего, сами так решили. Вздохнул Сережа обреченно и… раскрыл чемоданчик. Спросил только:
— Здесь все?
Фомин кивнул и тут же спросил:
— Вам надо знать, кому какой принадлежит?
— Сейчас необязательно, — ответил Сережа. — Сниму отпечатки протекторов. Осмотрю… Их здесь моют? — кивнул он на свернутый в бухту водопроводный шланг.
— Обязательно. Я ж говорю, Сохатый, работа у него такая.
Сережа посмотрел на Турецкого и поджал губы: плохо, мол. И пошел к мотоциклам.
— Моя помощь нужна? — только и спросил Турецкий, но Сережа отрицательно покачал головой. — Пошли наверх, не будем мешать, — сказал он Фомину и первым пошел по лестнице. — Так что вы там насчет шмона?
— Ну, так ведь узнают, вопросы начнутся: почему да зачем? А чего говорить? Может быть, посоветуете?
— А ничего. От кого узнают-то? А если спросит кто, скажите, что из транспортной инспекции приезжали, технику осмотрели. Обычное дело. Разве не бывает?
— Это у нас-то? — усмехнулся Фомин, продемонстрировав свое превосходство в знании того, что гибэдэдэшникам положено, а что нет.
— Странно, я думал, перед законом все равны, — наивно заметил Турецкий.
— Но есть более равные, понимаете? — двусмысленно хмыкнул Фомин.
— Вот я ж и говорю, интересное наблюдение. Надо будет поделиться… — Он с иронией посмотрел в глаза Фомину, с лица которого сползла улыбочка, и добавил спокойным тоном: — Без ссылки на автора, разумеется. — И подмигнул по-свойски: — А Сохатого своего вы мне, Виктор Терентьевич, все же найдите. Парочку вопросов зададим, да и отпустим с миром. А впрочем, что я вам объясняю, когда вы в этих делах наверняка гораздо опытнее меня! Верно? И за службу свою нынешнюю держитесь. И понимаете, что в конечном счете мы с вами одно дело делаем… Между нами, вот днями пригласил меня Игорь, старый мой школьный друг, заняться вашей юридической службой. Еще до того, как эта беда у него случилась. Так я все думаю, стоит или нет соглашаться? А вы что сказали бы? Просто по-человечески, безотносительно. Как они? Пауки или нормальные мужики?
— Вопросик у вас, однако, Александр Борисович…
«Вон что делается, даже, как зовут, вспомнил!»
— Вопрос как вопрос, — пожал плечами Турецкий. — Не хотите, не говорите…
— Ну почему же? Я б ответил, если бы… ну, как бы точней?..
— Я понимаю вас. А на фоне нынешних событий тем более. Поневоле приходится держать язык за зубами?
— Вот именно… Но я все-таки скажу. Знаете, с вами бы я, наверное, сработался.
— Ну, спасибо. Это уже оценка. А вам что-нибудь известно? Нет, я не допрашиваю и не настаиваю. Просто мнение интересно.
— Мне не стоило бы этого вам говорить, но, если хотите чего-то добиться, а это сделать будет очень трудно, почти невозможно, обратите внимание только на один факт. Они здесь живут под балдой. Я имею в виду молодежь. А больше ничего не скажу. Да я ведь вам и так ничего не говорил, верно?
— Верней не бывает, — улыбнулся Турецкий. — И не благодарю, потому что не за что.
— Это правильно. А ваш помощник пусть занимается, никто ему мешать не будет. Но все равно будет лучше, если об указании Игоря Валентиновича узнает как можно меньше народу. И спокойнее, и проблем меньше. Вот приезжал тут следователь, из местных, вы его, помню, уже видели. Так к нему какие вопросы? — И Виктор Терентьевич посмотрел на Турецкого такими невинными и чистыми глазами, что не поверить ему было просто невозможно.
— Он уже, по-моему, кого-то задержал? — высказал «догадку» Турецкий.
— Ну а как же! А кончится тем, что задержанный сознается. А смертную казнь у нас отменили. А он потом подаст апелляцию. Улита едет, когда-то будет, помните такое выражение в наше с вами время?
«Вот уже и время у нас с ним одно… было, да прошло».
— Считаете, липа? — в упор спросил Турецкий.
— Я в трудном положении, Александр Борисович. И хотелось бы надеяться, что вы не воспользуетесь моей, вполне возможно, излишней искренностью.
— Не сомневайтесь.
Фомин вдруг легонько хохотнул и, увидев непонимающие глаза Турецкого, пояснил с улыбкой:
— Вы мне невольно напомнили расхожую байку. Спрашивают: чаю хочешь? Отвечает: не знаю. И снова вопрос: так «не знаю» — да или «не знаю» — нет?