— Где баллистика, где акт вскрытия? — как можно мягче поинтересовался Грязнов.
— Вот, — следователь перегнулся через него, стараясь одной рукой отыскать в деле нужную страницу.
— Сядьте, лейтенант, не дышите в ухо. — Но тот только отступил на шаг и покраснел.
— Так, входное отверстие: височная кость справа. Пороховой ожог. Выстрел произведен в упор, в момент выстрела ствол был прижат к виску. Судя по углу входа, стрелял сам потерпевший.
— Идея твоя с окном лопнула. — Турецкий снова попытался вспомнить, как решается эта головоломка, и опять не смог. Разве что они на удочке сунули ствол в окно и дернули за крючок. От них, свиней, всего ведь можно ждать.
— Тьфу на тебя в очередной раз, — Грязнов продолжал шуршать страницами в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку. — Пистолет Макарова… В обойме не хватает одного патрона… Анализ характерных следов показывает, что выстрел совершен из означенного оружия. Кроме того, на рукоятке следы пальцев Ожегова.
— Кто сегодня приезжал осматривать место происшествия? — спросил Турецкий.
Расслабившийся было лейтенант сделал попытку принять положение «смирно».
— Был звонок из Москвы, из ФСБ. Я как раз был в кабинете начальника отделения, говорил лично.
— Что они спрашивали?
— Обнаружил ли я какие-нибудь странные документы…
— Ну и… — Турецкий с Грязновым переглянулись.
— Нет. Ничего такого я на месте происшествия не обнаружил.
— Чем они еще интересовались?
— Все, вроде больше ничем.
— А где акт судмедэкспертизы?! — неожиданно выкрикнул Грязнов. — Может, были обнаружены следы борьбы?!
— Дак… Самоубийство же, суицид…
— Лейтенант, — Грязнов поднялся с самым грозным видом, — я вас ненавижу! Пусть ваш сраный патологоанатом обнюхает все до последней царапины! Мне нужны следы борьбы. — Он обернулся к Турецкому: — Здесь сплошные говнюки и засранцы. Надо сюда отправить опытных экспертов. И еще, лейтенант, пусть снимут отпечатки пальцев с патронов. А сами отправляйтесь на место происшествия и выясните рецепт изготовления текилы, — добавил он уже с порога.
Всю дорогу до Москвы Грязнов с Турецким молчали. Почему молчал Грязнов, Турецкий не знал, сам же он вспоминал, когда ему приходилось сталкиваться с подобным самоубийством и в чем тут закавыка.
— Блин, Славка! — Он хлопнул приятеля по плечу, и тот едва не потерял управление.
— Ты что, охренел совсем?
— Мы идиоты, прям как дети малые. Я такую фигню еще школьником читал: засов сломали изнутри, выворотили с мясом, замок заклинили какой-нибудь подходящей мелкой железкой — той же стружкой. Потом, когда дверь своротили трактором, подумали, что при этом сорвали и засов.
— Два дебила! — Грязнов сплюнул в окно: — Полдня пролазали — не смогли допереть, я себя ненавижу. Тебя тоже, но меньше.
— И я нас ненавижу, в особенности тебя. Поехали на Петровку, нужно еще раз посмотреть на ту папку из Дома моды. Если я правильно соображаю — здесь, в ожеговской, ключ к шифру.
— Тебе б мед, да еще и ложкой, — огрызнулся Грязнов больше для порядка, он и сам уже был охвачен сыскным азартом. А что, если они сейчас одним махом расколют это дело или хотя бы продвинутся далеко вперед?!
Они проколдовали над шифром до глубокой ночи, но ничего прочесть не смогли, даже бутылка коньяка из стратегических запасов не помогла.
— Иди к себе, там у тебя лучше получается, родные стены помогают мыслительной активности, — закрыл Грязнов прения после того, как Турецкий в двадцатый раз заявил, что все понял, осталось только чуть-чуть подумать.
Остановились на следующем: через УВД области Грязнов завтра же с утра договаривается о подключении к делу своих людей. Пошлет группу криминалистов на место происшествия, пусть там все изучат как следует, на высшем уровне, а не так, как районные обалдуи. Дальше: поскольку ниточки тянутся к тому же треклятому ФСБ, он поручит следователю работать шумно и напролом, чтобы успеть поднять побольше ила со дна, пока у них не отобрали дело. Еще одного своего оперативника из МУРа изыщет, чтобы прикрывать этого областного следователя, смотреть, как друзья-коллеги будут садиться ему на хвост. Этот тоже может не особенно надрываться: на самом деле его задача усыпить бдительность противника. Осуществлять настоящее наблюдение за ситуацией Грязнов вызвался уговорить по-родственному своего племянника Дениса и его архаровцев из детективного агентства «Глория». Турецкий же пока работает извилинами — раскручивает шифр.
На следующий день Грязнов получил информацию по делу и вынужден был признать: идея Турецкого о том, что Ожегов собрался пугнуть посетителя пистолетом, выглядит не так уж фантастично. Первым пришло сообщение из района:
«…Среди патронов, находившихся в обойме, на всех, кроме одного, следы пальцев Ожегова. Один патрон отпечатков пальцев не содержит. Положение его в обойме установить не удалось, так как патроны были извлечены ранее и хранились в произвольном порядке…»
— Бред какой-то, мудаки, — тихо злился Грязнов, хотя ничего лучшего в глубине души он и не ожидал, фраза же «хранились в произвольном порядке» его просто доконала.
«…у основания шеи с правой стороны сзади обнаружен кровоподтек размером 4 на 1,5 см от удара тупым предметом. Травма прижизненная, была нанесена за час до смерти — гематома незрелая».
На обратной стороне наличествовало приложение.
«Первый способ.
Колючки удалить, мякоть нарезать кубиками 2 на 2 см…»
«Вот же ж гадство, — подумал Грязнов, — бумаги у них, что ли, не было, придется приобщать акт к делу».
Группа экспертов-криминалистов обнаружила еще одну существенную деталь: застрявшую в стене пулю, выпущенную из пистолета Ожегова. Фокус с засовом был проделан именно так, как «проницнул» Турецкий.
«Так, — подумал Грязнов, — вся эта халтура с самоубийством этим дерьмовым разлезлась по швам. Туда ей и дорога. Выходит, Сашка оказался кругом прав. Ожегов в своего убийцу или убийц выстрелил первым».
Визит старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры в ФСБ не вызвал особых проблем. После звонка Меркулова в ФСБ примерно через час бюрократическая машина совершила необходимое число оборотов и тактов, в итоге Турецкому предоставили возможность встретиться с бывшим начальником Ожегова.
Формальная причина для визита — выяснить, кто именно из сотрудников ведомства и с какой благой целью посетил место гибели своего бывшего коллеги, а также откуда им стал известен сам факт смерти Ожегова, весьма сомнительно, чтобы информация прошла по официальным, так сказать, каналам. Следовательно, остается предположить, что покойного «вели» с момента его приезда в Москву. Главная же задача, поставленная Турецким самому себе, была сформулирована так: дать понять, что нам кое-что известно о материалах, хранившихся у Ожегова, и о том, как они к нему попали. Попытаться выяснить, с кем он встречался перед смертью.