Рестораничк был, как это ни пошло звучит, небольшой и уютный. Без кричащей эклектики в интерьере и с неожиданно насыщенным меню.
Сделали заказ. Телятину, фаршированную овощами — для Дениса и тушеное куриное филе с маслинами — для Турецкого. Капитолина согласилась только на фруктовый салат. Пили разное. Она — «Каберне», Турецкий — рябину на коньяке, Денис — минеральную воду без газа.
— Так что в Калуге-то, разобрались, Александр Борисович?
— Да дело выеденного яйца не стоит. Просто у них какой-то самый крутой клиент вдруг разом забрал все свои бабки. И оказалось, что в банке ничего не осталось, представляешь?! Местные бандюки просто взбесились. Короче, вовремя твой сотрудник отсюда ноги сделал… Слушай, а ты с дядей своим давно общался?
— Сегодня утром. По телефону.
— И как, — осторожно поинтересовался Турецкий, — ничего странного не заметил?
— Не-а. Заметил я только, что у Генпрокуратуры появились добровольные помощники. Такие рыжеволосые. — Денис кивнул на Капитолину. Она прекратила свои попытки вмешаться в разговор и теперь только молча и слегка насмешливо улыбалась, словно они не были знакомы.
— Ты на нее не сердись, Денис, — порекомендовал Турецкий, натурально читая мысли. — Капля (это я ее так зову, а она пока терпит), так вот, Капля со мной тут работает. Согласно профессиональной этике, мы делимся кое-какими сведениями. Сотрудничаем, короче.
— Вижу, — мрачновато подтвердил Денис.
— Ну и отлично. Зато теперь, когда все карты на столе, Капля тебе поможет с той информацией, о которой ты просил. Просто она не была уверена, что тебе можно доверять.
— Черт возьми, Сан Борисыч! — подпрыгнул Денис. — Если я не прав, киньте в меня камнем или уколите вилкой. Сто пудов, что важный клиент, забравший все свои деньги из местного банка — это Георгий Седой, а ваша Капля, то есть Капитолина Алексеевна, решила, что я — психованный калужский бандит, имеющий подвязки в МУРе! И приехал собирать на Седого досье!
Турецкий вилкой колоть не стал, вместо этого поддел ей немаленький кусок курицы и немедленно отправил по назначению. Следующие пять минут прошли в дружеском молчании и активном опустошении стола. Наконец Капитолина, заказав сперва творожный торт и клубнику в сиропе, сообщила:
— Могу только добавить, что калужские бандиты, полагавшие, что они контролировали этот «Связьинвест» действительно психи, если думают, что могут во-первых, найти Седого, во-вторых, потребовать вернуть какую-то свою виртуальную долю.
— Почему — они психи? — не удержался Денис, хотя последнее заявление сильно походило на аксиому.
«Капля» с жалостью посмотрела на Дениса и все-таки снизошла:
— Потому что он — невидимка.
Щербак никогда не любил морг. За резкий свет и жесткие поверхности, где холодно отдаются звуки, и люди бесформенно отражаются в глазированной плитке, нержавеющей стали и покрытом плиткой полу. От морга несет хлоркой, формалином и смертью. Этот запах обрушился на Щербака при входе и цепко держался в ноздрях еще через час после ухода.
Теперь он ненавидел морг особенно, и каждый раз как он слышал щелчок открываемого замка и шум роликов, на которых выкатывались носилки, перед ним оживал кошмар, когда лицо под простыней оказалось лицом Агеева.
Из-за Агеева же пришел опять. Уговорил следователя позволить ему поприсутствовать на вскрытии Воробьева, окочурившегося прямо посреди допроса от инфаркта. Как будто в брюхе убийцы обязательно окажется записка с именем заказчика, а ему ее потом не покажут.
На самом деле, конечно, хотел своими глазами убедиться, что никакой травмы черепа у Воробьева не было. А если и была, то какая-нибудь старая, которую он Щербак точно нанести не мог. Все-таки спокойней жить, когда знаешь наверняка, что тебе не припишут потом спровоцированный инфаркт (да возможно ли такое?!)
Не в каждом помещении морга гулкое эхо, заметил Щербак. В комнате для вскрытий, с рядом корытообразных столов эха нет. Ему, видимо, страшно здесь гулять. И потому здесь всегда очень тихо: ни шагов, ни обычных разговоров, только однообразный голос патологоанатома, диктующего свои наблюдения, и журчание воды, уносящей кровь.
Пожилой патологоанатом с кавказской внешностью уже вскрыл брюшную полость и извлекал внутренности, когда Щербак вошел и остановился в голове стола, глубоко засунув руки в карманы пиджака. Не прерывая своего монолога, врач кивнул ему. Он вскрывал каждый орган точными уверенными взмахами скальпеля, будто отрезал куски хлеба, всматривался в срез и бросал некоторые образцы в специальный контейнер. Он на всю длину разрезал трахею и вскрыл сердце, чтобы проверить все отделения и клапаны.
На лбу врача появилась морщина удивления.
— И они еще смеют утверждать, что здесь инфаркт!
Он вернулся к телу, тщательно осмотрел поверхность кожи, пигментные пятна на руках и лице.
— Вы с ним общались в последнее время?
Щербак утвердительно кивнул.
— Слезотечение, светобоязнь? Сухость во рту, кашель, было?
— Да, кажется. Пить точно хотел все время.
— Головные боли, депрессия, галлюцинации, раздражительность?
— Гм… Вполне возможно.
— Это, молодой человек, не инфаркт, а типичное хроническое отравление. Скорее всего, соединениями мышьяка. Посмотрите на его почки, вы сразу все поймете.
Щербак посмотрел, но не понял.
— А чем именно и когда его отравили?
— Когда? Я бы сказал, яд поступал в организм малыми дозами в течение одного-двух дней, а может и больше. А на вопрос «чем именно?» ответит только токсикологическая экспертиза. Соединения могли применяться газообразные, скажем, арсан, или органические и неорганические соли трех и пятивалентного мышьяка, например мышьяковистый или мышьяковый ангидрид. И в зависимости от вида соединения потреблять он его мог, вдыхая пыль, или через кожу или перорально.
Остальная часть вскрытия прошла без всяких неожиданностей. На черепе и мозге никаких повреждений или кровотечений: значит никто его по голове не бил.
Когда тело унесли в шкаф, Щербак ушел. Он пропустил обед, но аппетита у него не было.
Установка на Седого, наконец полученная Денисом в ФСБ, свидетельствовала о том, что это — типичный представитель новой узкой (всего-то пара десятков человек!) прослойки общества, так сказать, самых сливок бизнескласса.
Седой был кооператором, торговал всем, что можно продать, удачно вкладывал деньги, успешно скрывал налоги, и все шло таким образом, пока он не стал акционером сразу нескольких зарождающихся частных нефтяных компаний. После этого дела его резко пошли в гору, на вершине которой он возглавил крупнейший нефтяной концерн России. Словом, все как у людей. Не как у людей была лишь его явная нелюбовь к публичной жизни. И это, несмотря на то, что в жены Седой умудрился взять актрису театра и кино, в то время — восходящую звезду.