– Чем занимается ваша жена?
– Спортом. Фигурным катанием.
– У вас есть дети?
– Сыну полтора года.
– Надеюсь, хоть он-то родился в другой день. Вы приехали с охраной?
– Простите?
Грязнов не стал повторять вопрос. Он остановил магнитофон в ящике стола. Чуть отмотал запись назад и нажал на «воспроизведение».
– Вы приехали с охраной? – глухо прозвучал на пленке его голос.
Лозинский оценил этот жест.
– У меня нет охраны, – спокойно сказал он.
– Вы действительно никого не боитесь?
– До вчерашнего дня так и было.
– Кому же нужно было убивать вашу тещу?
– Надо полагать, никому.
– То есть хотели убрать не ее, а вас? Лозинского Виктора Эммануиловича?
– Это вы сказали, а не я, – подчеркнул Лозинский.
– Но вы-то сами ее не убивали?
– Шутите?
– Да.
– Потрясающее чувство юмора. Не теряйте его, – посоветовал Лозинский.
Грязнову вдруг захотелось послать все к чертовой матери.
– Хорошо бы сейчас в лес, – неожиданно сказал он. – Завтра рвану-таки на охоту, решено. В Яковлевский лес!
– Вы не про Калужский, случайно, говорите? – поинтересовался Лозинский. – Ну надо же какое совпадение, я тоже люблю там постреливать!
– А вы любите рыбалку? Знаете что, если хотели прикончить именно вас, то, вполне возможно, попробуют снова. Возможно, даже тем же способом. Чем черт не шутит? Мой вам дружеский совет – устраивайте побольше банкетов. Авось тогда они себя обнаружат. Мы будем ловить гадов на живца, вот как мы сделаем, – подытожил Грязнов.
Лозинский слегка нахмурился. От этого движения шрам на лбу немного побагровел и резче выделился на загорелом лице.
– Значит, надо полагать, вы хотите просто подождать, пока меня прикончат? – переформулировал он.
– У меня в уме это выглядело гораздо лучше, – признался врио начальника МУРа. – Стройнее и гармоничнее, я бы сказал.
– И вы можете оставаться настолько безучастны?! А как же профессиональный долг и все такое?
– Послушайте, господин Ротшильд! У нас солидная организация, – вдруг зарычал Грязнов, стукнув кулаком по столу. – Разве вас не предупреждали там, наверху, когда вы обращались за помощью?! Мы торопимся лишь тогда, когда прячем за собой какое-нибудь дерьмо!
Лозинский опешил. Грязнов довольно улыбнулся:
– Я репетировал роль начальника. Ну как, ничего получается?
– Знаете… Для дополнительного эффекта я бы посоветовал использовать высокие лакированные сапоги, хлыст и немецкий акцент…
– Скажите откровенно, Виктор Эммануилович, в чем дело? Отметем в сторону родственные чувства, они тут ни при чем. Ведь вы чрезмерно для невиновного человека обеспокоены этим делом.
– В свое время, когда наши доблестные компетентные органы относились к частному капиталу и предпринимательству, мягко говоря, предвзято, я, подстраховываясь, оформил на тещу некоторое имущество. Это, надо полагать, все объясняет, не правда ли?
– А конкретно, что вы на нее оформили? Облегчите душу, – посоветовал Грязнов. – Вы разве не знаете, что невысказанные мысли плохо влияют на простату?!
Лозинский вздохнул:
– Небольшой дом за городом.
– Действительно небольшой? – невинно поинтересовался Грязнов.
– Да, такой скромный особнячок.
– И все?
– Еще… несколько участков земли. Буквально пару штук.
– И где же именно?
– Да так, знаете ли, там и сям… А вы уже установили причину смерти моей тещи?
Грязнов подвинул к нему раскрытую папку:
– Вот акт судебно-медицинской экспертизы.
– Что-то не хочется читать. Не расскажете сами, буквально в двух словах?
– В составе алкоголя, обнаруженного в крови, оказался древесный спирт. Вы видели покойную в тот момент, когда ей стало плохо?
– Скорее, слышал. Когда проводили последних гостей, мой ребенок вдруг проснулся и закапризничал, две недели в месяц он живет… жил… проводил у бабушки. Теща, надо полагать, была изрядно навеселе. Она стала читать внуку «Трех поросят» и хрюкала так, что не выдержала аорта. О чем, кстати, моя жена не раз ее предупреждала.
– Почему же она не ходила к врачу? – искренне удивился Грязнов.
Лозинский махнул рукой:
– Проще было уговорить нашу кошку самостоятельно сбегать к ветеринару.
– А еще говорят, что женщины живут дольше мужчин.
– Я читал, что полторы сотни лет назад средняя продолжительность женской жизни была тридцать пять лет, – откликнулся Лозинский. – Так что…
– Так что она пережила свое? Вы это хотите сказать? Сколько было гостей на дне рождения?
– Надо полагать, человек пятнадцать. И между прочим это были гости тещи: праздновался только ее день рождения. Моя жена в этот раз ничего не отмечала. Она только вернулась с соревнований где-то в Германии. Упала там, подвернула ногу и была зла на весь белый свет.
– Припомните хорошенько. Среди гостей был кто-то новый, прежде не знакомый вам?
– По-моему, добрая половина.
– И как эти люди к вам попали?
– Их привела другая половина. Те, что знакомы. Я, собственно, всего этого действа не видел, потому что появился только к финалу. Во дворе ее дома стояли четыре машины такси. Жена вызвала для гостей. Я как раз только приехал, поздно закончилось совещание на правлении банка. Было далеко за полночь.
– По показаниям вашей жены и других свидетелей – в час двадцать пять.
– Значит, так и было, – кивнул Лозинский. – Надо полагать, к этому времени все спиртное в доме закончилось. Все уже разъезжались по домам. Но шло бесконечное прощание в прихожей и на лестничной клетке. Как водится, родилось предложение опрокинуть на посошок. Кто-то из гостей сбегал в ближайший ларек и купил бутылку.
– Кто именно и в какой ларек? Это же ваше спасение, вы понимаете?
Лозинский пожал плечами:
– Возле дома ларьков десятка полтора. Но можно проверить, какой из них в это время работал. И по бутылке определить, в конце концов…
– Это уже сделали. Точно такой водки, – Грязнов заглянул в папку, – «Граф Орланофф Игорь Александрович»… хм, надо же, никогда не пробовал… нигде обнаружено не было.
Лозинский открыл рот и… ничего не сказал. Тонкая верхняя губа приподнималась, обнажая жемчужную нитку зубов. И собеседник, готовый было что-то услышать и сбитый с толку этим молчанием, поданным как самостоятельная реплика, сам уже торопился вступить в разговор, причем сказать что-то непременно приятное, остроумное. А Виктор Эммануилович Лозинский кивал и одобрительно смеялся. Позже Грязнов узнал, что знаменитое улыбчивое молчание Лозинского называют его золотым фондом и стартовым капиталом. Но сейчас он с трудом подавил противное желание приятно пошутить и, незаметно включив в столе магнитофон, начал разговор подчеркнуто резко и сухо. Ах ты, Карнеги хренов.