– Проблемка не в этом. Он не должен случайно найти дочь. За остаток своей честной и принципиальной жизни.
– Если остаток будет коротким, скажем, несколько дней, то не найдет, могу гарантировать, только…
– Я рад. – Дуремар пожал собеседнику руку. – В свою очередь гарантирую: остаток будет коротким. Конец – безвременным, но совершенно, совершенно естественным. К нам едет один любитель животных. Весьма необычный. После встречи с ним люди часто умирают. Задыхаются от стыда, например.
– До сих пор подобного рода акции всегда являлись моей прерогативой.
– Я не привык озвучивать банальные истины. Но вынужден напомнить: бизнес, бизнес uber alles! Амбиции – в задницу.
Он неслышно проник в собственный дом и застал идиллическую картину. Ирина Генриховна и Ниночка азартно возились на ковре с конструктором «Лего», изобретая различные решения одной и той же игры.
– Знаешь, – шепнул ей Турецкий, – все эти ваши поперек-сверху-вниз здорово возбуждают. Может, нам с тобой спрятаться ненадолго в ванной?
– А зачем? – не глядя, но так же тихо ответила жена. – Чтобы я потом сказала: ну ничего страшного, у всех мужчин иногда такое бывает?
Турецкого перекосило, и, отправляясь на кухню, он пробормотал:
– Не хочется себя рекламировать… но у меня такое бывает чаще, чем иногда.
Некоторое время его не было слышно, пока не раздался звон падающей посуды. Ирина немедленно последовала на этот сигнал. Нинка немедленно прибежала следом. В результате все семейство неловко сосредоточилось на восьмиметровой кухоньке.
– Что ты тут делаешь?
– Хочу найти что-нибудь съестное… О Господи, у тебя тут одиннадцать банок грибного супа?!
– Иногда продукты в шкафу начинают устраивать войну. А грибной суп их усмиряет.
Раздался звонок, и Турецкий, уже потерявший аппетит, с видимым облегчением двинулся в прихожую. Это оказался Денис Грязнов, который, не дав опомниться, выпалил скороговоркой:
– Дядь Саш, я за вами, как договаривались, здрасьте, Ирина Генриховна!
– Ириша, – промямлил Турецкий, – мы с Денисом хотим э-э-э… сыграть пару партий на бильярде, вот. – И в подтверждение сказанного чихнул.
– Прекрасно! – отреагировала жена.
– Прекрасно? Это означает – ничего хорошего…
– Нет… я серьезно говорю, иди развлекайся.
– Только – не развлекайся. Это еще хуже, чем прекрасно. Это прекрасно в смысле – отвратительно. Может, ты наконец объяснишь, в чем дело?
– Хорошо. Когда у нас появятся хоть какие-то деньги? Ты же обещал в этом месяце разобраться с долгами?!
– Так и будет, как обещал! Через десять дней у меня зарплата.
– Сейчас посчитаем. – Она повернулась к настенному календарю. – Ну знаешь! Тридцатое февраля по многим причинам совсем не подходящий день!
– Папа не умеет считать! – констатировала дочь.
– Не расстраивайся, зайчик. Милиционеры всегда медленно соображают. Поэтому-то фильмы про них такие длинные.
– Мама шутит. Твой папа не милиционер. Ну ладно, я скажу тебе правду. Меня отправили в отпуск, – признался Турецкий.
Денис неловко топтался, не зная, проходить ли в квартиру или выйти и подождать Александра Борисовича на улице, не будучи уверенным, что он теперь вообще сможет выйти из дому.
– Какого черта?! – не выдержала Ирина и тут же спохватилась: дочка была рядом. – Пойди поиграй, солнышко.
– Зачем?
– Чтобы ты не слышала, что я сейчас скажу.
Ниночка секунду подумала и со вздохом призналась:
– Я знаю все эти слова.
– Я знаю, что ты знаешь, – в свою очередь призналась ее мать. – И наверно, даже больше, чем я. И именно поэтому я не хочу тебе показаться необразованной. Денис, заберите ее в гостиную.
– Ой! – Ниночка вдруг испуганно схватилась за дверной косяк. – Все как-то завертелось перед глазами…
– Правда? Но тебе все равно придется выйти отсюда.
– Ладно, – сдалась Ниночка. – Но попробовать-то можно было…
– Дело не в деньгах. Вернее, не только в деньгах, – с тяжелым сердцем сделал вывод Турецкий.
– Я не хочу об этом говорить, – быстро сказала Ирина Генриховна.
– А я хочу! Поэтому согласимся на компромисс и сделаем по-моему… У тебя кто-то есть, верно?
Ирина молча и выразительно посмотрела на мужа.
– Не нужно напрягать память, чтобы вспомнить… Ну ладно, хватит, – он устало рубанул рукой воздух. – Мне нужна правда!
Ирина молчала. Прошла минута, и Турецкий сдался:
– Мне нужна правда… Или… хотя бы интересный вариант.
– Как будто тебе не все равно! – У нее на глазах показались слезы.
– Да… Ну все, довольно. В любом случае этот разговор окончится не так, как я хотел.
– Не понимаю…
– Мне не станет легче, а тебе не будет страшно. – Турецкий заглянул в комнату, чтобы позвать Дениса. А там племянник Грязнова и его наследница вели следующий географический диалог:
– Ты знаешь про Тихий океан?
– Да.
– Я его переплыла! – заявила дочка и в доказательство топнула ножкой.
– А ты слыхала про Мертвое море? – азартно парировал Денис.
– Да, – не задумываясь, соврала Ниночка.
– Я его прикончил!
Он прогуливался гулкими и звонкими улочками Сиона, так похожими на улицы старого Таллина, в котором он вырос. Его легкие наполнялись живительным и пьянящим воздухом предгорий Альп. На горизонте маячил в тумане древний средневековый замок, черным обелиском возвышавшийся над холмом и обозреваемый из любой точки города. Где-то рядом в кафедральном соборе печальной баховской фугой звучал орган; часы на старом здании ратуши пробили четыре раза.
Алекс Миль еще минуту полюбовался снежными вершинами на горизонте. Сегодня он должен уезжать из этого волшебного места, его ждет пыльная и шумная Москва, и как долго продлится свидание с родиной – неизвестно.
Миль облысел очень рано, уже в двадцать на голове обрисовалась заметная плешь и никакие средства для ращения волос не могли с ней справиться. Он страдал, даже летом носил кепку, сторонился женщин, ему постоянно казалось, что лысина является объектом всеобщего внимания и насмешек.
Со временем комплекс исчез напрочь. Этому в немалой степени способствовала работа в госбезопасности. Он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, растворяясь в толпе, несмотря на нестандартную внешность: маленький рост, лысину, утиный нос и пудовую челюсть. Он научился вести себя вызывающе, эпатировать окружающих, добиваясь желаемой реакции, обрел душевный комфорт и, отправляясь на любое задание, чувствовал себя куда лучше, чем на школьном выпускном вечере.