– Саша, но это же просто смешно! – сказал Меркулов, но смеяться и не подумал.
– Смешно… – вздохнул Турецкий.
А дело было вот в чем. Старший следователь Управления по раскрытию особо важных дел Генеральной прокуратуры Российской Федерации, государственный советник юстиции третьего класса Александр Борисович Турецкий опоздал с утра на важное совещание. То есть смешно было, конечно, не это. А то, какую причину указал Александр Борисович в качестве оправдания. Причина эта, прямо скажем, была недостойна даже ограниченной фантазии какого-нибудь двоечника-прогульщика, вызванного в учительскую после очередного пропуска контрольной.
– Я бабушку через дорогу переводил! – вот что сказал Турецкий своему непосредственному начальнику и старинному другу, после того как зашел в его кабинет и закрыл за собой дверь с позолоченной табличкой, отбросившей солнечный лучик на сидящую в приемной секретаршу. На табличке значилось: «Заместитель Генерального прокурора Российской Федерации по следствию Меркулов К. Д.». – Но это же правда… – развел руками Турецкий и сел в кресло напротив Константина Дмитриевича.
– Да знаю…
Широта души и отзывчивость натуры друга были хорошо известны Меркулову, поэтому он не стал устраивать разносов, а только махнул рукой:
– Ладно…
– А почему так быстро закончилось-то? – позволил себе удивиться Турецкий. – Я думал, успею…
Меркулов поднялся из-за своего рабочего стола, потянулся, посмотрел в окно и сказал:
– Да всего один вопрос и обсуждался…
«Наверное, что-то очень важное…» – предположил Александр. Он знал привычку генерального устраивать многочасовые заседания из-за всякой ерунды, а в случаях действительно серьезных поднимать всех на уши одной-единственной фразой: «Раскрытие данного преступления – дело нашей чести! Учтите, я строго спрошу с каждого! А теперь вперед – работать, работать и работать!»
– А что за вопрос-то? – Турецкий приготовился услышать что-то о террористах, готовящих взрывы жилых домов, или о торговцах человеческими органами, или о чем-нибудь другом, не менее жутком.
– У вице-премьера Дроздова дочка пропала… – сказал Меркулов.
– И все? – Александр сделал круглые глаза.
– Угу.
Несколько секунд в кабинете висела тишина. Меркулов все смотрел в окно, как будто гадал, где это там Турецкий переводил через дорогу бабушку, а сам Александр недоуменно переваривал услышанное.
– И только поэтому генеральный совещание собирал? – спросил он наконец.
– Да какое совещание! – усмехнулся Меркулов. – Он присутствовал да я. Да ты вот еще должен был подойти…
Турецкий хотел что-то спросить, но Константин Дмитриевич широким жестом остановил его и сел за стол.
– Сейчас все расскажу, – сказал он.
Случилось следующее. В течение нескольких дней после того, как Инга уехала, Игорь вынужден был отвечать на звонки каких-то людей, просивших позвать ее к телефону и вешавших трубку, как только Игорь начинал выяснять, зачем, собственно, она им потребовалась. Телефон особняка тестя, где, по его мнению, должна была находиться Инга, он никому не давал, так как считал, что досаждают ему какие-нибудь наркоторговцы или кто-то вроде них. Это продолжалось до тех пор, пока один из звонивших не проговорился, что интересуется синим «гранд-чероки» с кожаным салоном и автоматической коробкой. В объявлении было сказано, что обращаться следует строго к Инге, но у него совсем нет времени, он куда-то там улетает, поэтому не может ли молодой человек, если он в курсе и если ему не трудно, показать машину в любом удобном для него месте, но лучше утром, потому что самолет… и т. д. Тут только Игорь насторожился. Он вытянул из звонившего информацию относительно того, в какой газете и когда именно было напечатано такое объявление, потом сгонял в ларек, купил эту газету, торопясь и путая страницы, развернул ее, порыскал взглядом по колонкам, чертыхнулся, быстро и криво надел очки, снова уткнулся в газету и, наконец, увидел: вот оно, в левом углу. Все верно: и джип и телефон – их.
Елки– палки!
А тут как раз позвонил тесть.
– Ингу позови! – не поздоровавшись, сказал он Игорю.
– Так она же у вас… – растерянно ответил тот, уже начиная соображать, что к чему.
– Как это? – удивился тесть.
И Игорь рассказал ему о том, что случилось. Мол, вы же позвонили, она и уехала, в то же утро и уехала, на джипе… Он говорил, а сам уже все понимал. Понимал, но боялся озвучить страшный вывод, который напрашивался сам собой.
Его озвучил тесть:
– Выходит, она пропала…
И, пораженный этим открытием, нажал пальцем на рычажок телефона, оборвав испуганное Игорево «А что же теперь де…», после чего набрал номер не кого-нибудь, а сразу министра внутренних дел.
– Да… – послышалось в трубке.
– Леня, у меня беда! – сказал Роман Аркадьевич, все так же игнорируя «здравствуйте», но на этот раз делая это не от презрения к собеседнику, а от нахлынувшего волнения, от желания не тратить время ни на что лишнее, даже на одно слово.
– А в чем дело? – обеспокоенно спросил министр, узнав звонившего.
И Роман Аркадьевич рассказал, что пропала дочка, уехала на машине и не вернулась, а до этого давала объявление в газету, в эту, как ее, «Из рук в руки», ой, да что же это такое, она же одна у меня, кровиночка, бедная моя девочка, мать у нее давным-давно померла, я ж без нее жить не смогу, Леня, ты понимаешь, а вдруг с ней что случилось, Леня, да что же это?!
Из самоуверенного, лощеного государственного чиновника высшего ранга Роман Аркадьевич сразу же превратился в старого одинокого отца, в тысячу раз больше, чем за свое вице-премьерство, дрожащего не то что за жизнь дочери, а даже за ее, к примеру, разбитую коленку.
– Ты номер машины назови! – кое-как вклинился в его монолог министр.
Роман Аркадьевич назвал.
– Все перероем! – заверил министр.
– Уж пожалуйста, Леня, очень надеюсь… – сказал вице-премьер, после чего снова нажал на рычажок и тут же набрал генпрокурора:
– Володя, беда у меня!…
Меркулов потер подбородок:
– Генеральный хочет, чтобы ее розыском занялся ты!
Вообще– то Турецкий уже это понял.
– Но у меня ведь других дел полно… – все же попытался он возразить.
– Он сказал, чтобы ты все отложил и вплотную занялся поиском этой Инги.
– И дело о взрыве на Манежной отложить?
– Да.
– И о массовом убийстве в Печатниках?
– И его.
– А может, ты попытаешься объяснить ему, что это вещи несоизмеримые по своему…
Меркулов не дал ему договорить:
– Я уже пытался, Саша. Это бесполезно.