— Проходите… — Она подняла на оперативника покрасневшие от слез, но в данный момент сухие глаза и отступила в сторону. — Здравствуйте… Лариса Сергеевна сейчас спустится…
— Здравствуйте… — Успевший переступить дворцовый порог Александров быстро огляделся.
Вопреки ожиданиям находился он не в холле, как это принято у нынешних богатеев, а в широком, устланном пушистым синим ковром коридоре, поначалу длинном и прямом, затем раздваивающемся и уходившем, судя по всему, в оба крыла дома. Справа и слева, за полупрозрачными раздвижными дверями, угадывалось по меньшей мере два помещения. Гостиные?.. Прямо напротив входа, там, где коридор исчезал в глубине особняка, висела огромная, писанная маслом картина: женщина в богатом старинном кринолине и украшениях — лица отсюда было не рассмотреть, но на странном портрете явно преобладали синие и голубые тона…
— Направо, пожалуйста, — тихо прошелестела встретившая его то ли горничная, то ли еще какая обслуга, и Олег послушно толкнул правую дверь, мягко поехавшую от его усилия в сторону.
На этот раз он предположил верно: за раздвижными дверями находилась гостиная, со всеми привычными для новорусского интерьера атрибутами: ярко пылающим камином, мягкой, обтянутой белой кожей мебелью и длинным баром у одной из стен. Убранство комнаты дополняли затейливо украшенные голубоватым тюлем и темно-синими, в цвет ковра, тяжелыми шторами французские окна, выходившие в голый, припорошенный снегом сад, и две белые, с каким-то тоже синим орнаментом двери: одна — в углу сразу за баром, вторая — справа от камина.
— Присаживайтесь, — устало произнесла женщина, кивнув Олегу на стоявшую напротив камина прямо посреди гостиной кушетку. — У Ларисы Сергеевны врач, он сейчас уйдет, и она спустится…
— Врач? — Олег заинтересованно глянул на свою немногословную собеседницу. — А она в состоянии… э-э-э… пообщаться?..
— Да, ей уже лучше… Нам так неожиданно сообщили… Она уже спала…
— В новогоднюю ночь? — удивился капитан.
— Ну и что же? — Женщина подняла на него заплаканные глаза. — Сейчас пост, если вы не в курсе… Какие могут быть праздники до Рождества?..
— Так вы что же, — растерялся Александров, — по… по старому стилю живете?..
— Скорее, по церковному календарю! — сухо ответила она.
«Значит, и такой есть?» — подумал Олег, но задать в этой связи вопрос не успел. Не потому, что вдруг застеснялся своей необразованности: он никогда не стеснялся признаваться, если чего-то не знал. А потому, что как раз в этот момент распахнулась та дверь, что находилась справа от камина. За дверью, как выяснилось, была лестница, ведущая на второй этаж, а на небольшой нижней площадке этой лестницы стояла хозяйка дома, Лариса Сергеевна Дроздова-Сурина собственной персоной.
Неизвестно, было ли ее появление заранее тонко рассчитанным «спецэффектом», но если да, то желаемого она достигла: некоторое время Олег смотрел на хозяйку особняка молча и, кажется, даже слегка приоткрыв рот… Дело в том, что Лариса Сурина была не просто красива. Она была красива столь яркой, необычной для среднерусских широт красотой, что внешность этой высокой, хрупкой, закутанной в нечто воздушное и темно-красное женщины казалась чуть ли не выдуманной…
Похоже, сама Лариса даже не заметила того впечатления, которое произвели на капитана ее синие, в тон отделке комнаты, огромные глаза, черные спутанные кудри, падавшие до самого пояса, нежные тонкие руки, которыми она придерживала у горла свою одежду, напоминавшую костюм какой-нибудь феи… Внешность Суриной не портила ни отчетливая бледность, проступавшая сквозь персикового оттенка кожу, ни слегка покрасневшие, тяжелые веки над густыми черными ресницами.
«И такая баба — этому пожилому бычаре?! — невольно ахнул мысленно Олег, наблюдая, как Лариса, легко и непринужденно двигаясь, направляется к одному из кресел. — Да еще и явно его оплакивала, если дело дошло до врача… Неужели правда любит?.. Ну и ну!..»
— Простите, что заставила вас ждать, — негромко произнесла в этот момент Сурина голосом, лишенным всяких интонаций, опускаясь в кресло, которое тут же словно само плавно развернулось в сторону Александрова. — Здравствуйте…
— Здравствуйте… — Олег неловко вскочил, проклиная себя за неотесанность, отчего к нему наконец вернулся дар речи. — Это вы меня извините, что в такой момент… Капитан милиции Александров, Олег Васильевич!..
Женщина молча кивнула и подняла на него свои невероятные глаза, в которых отчетливо стояли слезы.
— Я вам больше пока не нужна? — неожиданно сухо поинтересовалась встретившая Олега служанка, про которую он начисто забыл — и поэтому даже слегка вздрогнул: та до сих пор молча стояла у слегка раздвинутых дверей, очевидно, в ожидании распоряжений хозяйки, которых так и не дождалась.
— Нет, Нина, не нужна. — Слегка покачав головой, Лариса с усилием, жалко улыбнулась. — Спасибо тебе… Иди отдыхай…
И, дождавшись, когда служанка бесшумно исчезнет где-то в глубинах дома, вдруг добавила с жалобными, растрогавшими капитана интонациями:
— Нина — моя старая няня, возилась со мной с пеленок… Не знаю, что бы я без нее делала… А извиняетесь вы, Олег Васильевич, зря: я же понимаю, у вас работа такая…
Тронутый тем, что красавица с первого раза запомнила его имя-отчество, Александров счел необходимым поинтересоваться еще раз:
— Лариса Сергеевна, а вы уверены, что в состоянии сейчас отвечать на мои вопросы? Поверьте, я вам глубоко соболезную…
Женщина глубоко вздохнула и вновь слабо улыбнулась:
— Спасибо… Да, я в состоянии, мне только что сделали укол — хороший… Что будет потом — не знаю… Вадим был мне дорог… Очень дорог!..
На последних словах голос Ларисы заметно дрогнул, и Олег поспешно полез в свою потрепанную папку за бланками протоколов, давая жене банкира, только что ставшей вдовой, возможность взять себя в руки.
— Лариса Сергеевна, — начал он мягко и осторожно, — вы случайно не в курсе, куда именно направлялся ваш супруг в столь поздний час, да еще в самый Новый год?..
— В самый Новый год?.. — Между тоненьких бровей женщины возникла и тут же пропала легкая складочка. — Нет, Новый год мы встретили, даже шампанского немного выпили под куранты, как все люди… Отец Николай сказал, что немного можно… А уехали они уже после полуночи, минут, наверное, через двадцать.
— И куда же?
— В Старый Оскол, в монастырь, — спокойно и просто ответила Лариса, словно это было совершенно обычным делом для ее мужа — взять да и отправиться в новогоднюю ночь к черту на кулички… Надо же, Старый Оскол! Если память ему не изменяет, это же где-то на Украине!
Видимо, изумление, вызванное словами Суриной, проступило у капитана на физиономии, потому что Лариса, не дожидаясь вопроса, пояснила:
— Ну да, в монастырь… Вадим пожертвовал на его восстановление крупную сумму… А в Старом Осколе он родился, хотя совершенно его не помнит. Но все-таки родина, правда?.. Вадик вообще верующий человек, он на храмы часто жертвовал — и на московские, и даже в Сибири.