Александр Борисович посмотрел на крепко сжавшиеся после этого риторического вопроса губы женщины и покачал головой.
— Я понимаю вас. Поверьте, никто бы не стал ворошить эту старую историю, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Ваше желание дистанци-роватъся от нее понятно. Но ведь я прошу о немногом: поподробнее рассказать о том вечере, когда Соркину привезли к вам и она, отказавшись от «неотложки», попросила вызвать сюда того человека, имя которого вы, судя по всему, забыли. Все-таки лет прошло немало, понять можно.
— Я его не вызывала сюда! — возразила Елизавета Константиновна. — Соня сама ему позвонила, поэтому имени его я не забыла, а просто не знала! Она его и от меня скрывала на всякий случай… Хотя кое-что и рассказывала, но не все…
— Что именно?
Станцева едва заметно пожала плечами и невесело улыбнулась:
— Вряд ли это вам что-то даст… Женщины в таких случаях любят фантазировать, в основном, чтобы произвести впечатление друг на друга.
— И все же?
— Да ерунду всякую, типа того, что этот мужчина чуть ли не с детства был в нее влюблен… Жили они когда-то недалеко друг от друга, кажется, или кто-то из Сониных родственников с ним рядом жил, я точно и не помню уже… Просто мало внимания обращала на ее россказни. У Сони всегда, как только вспыхивал новый роман, получалась, по ее словам, какая-то безумная влюбленность со стороны мужчины… Которая потом почему-то очень быстро таяла как дым… Ну и в тот раз ничего нового про него она не говорила, как обычно, вроде бы он ее чуть ли не преследовал своей любовью, а она спустя много лет его чуть ли не пожалела и уступила… Поверьте, ерунда все это, — наши «женские штучки»…
— Возможно, — легко согласился Турецкий и глянул на Яковлева, прилежно заполнявшего протокол дознания и не забывавшего следить за диктофоном, на который хозяйка квартиры время от времени неодобрительно косилась.
Володя истолковал взгляд шефа правильно и, вынув из своего внутреннего кармана несколько снимков, выложил их перед Елизаветой Константиновной.
— Не думаю, — усмехнулся Турецкий, — что ваша зрительная память подводит вас так же, как память на имена… Узнаете ли вы в ком-нибудь из этих людей человека, который восемь лет назад приходил сюда по вызову Софьи Эдуардовны Сор-киной?
Женщина, слегка побледнев, молча разглядывала снимки.
— Елизавета Константиновна, — произнес Саша, — речь идет не о «разовом» убийстве негодяя, который, вполне возможно, заслужил свой ужасный конец… Речь идет об убийце, поднявшем руку теперь уже на вполне невинных людей. — И, поскольку Станцева продолжала молчать, добавил: — Один из этих людей замечательный, между прочим, парень, был единственным сыном у отца, воспитавшего его без матери… У вас тоже единственный сын, вы, вероятно, способны представить всю степень его горя, всю непоправимость случившегося… И если мы этого человека не остановим, будет следующая жертва, а возможно, и жертвы. Непременно будут! Убийца, уверовавший в свою безнаказанность, никогда сам не остановится, поверьте!
— Вот он. — Елизавета Константиновна резко выхватила один из снимков и протянула его Турецкому.
— Вы уверены?
— Да. Я абсолютно уверена…
Мучивший ее вопрос Станцева задала Александру Борисовичу, уже когда они с Яковлевым покидали квартиру на Ордынке:
— Скажите… Соня… ее осудят за то, что она тогда, много лет назад?…
— Побеседовать с вашей подругой придется непременно, — ответил Александр Борисович. — Но в целом, к сожалению, боюсь, Софья Эдуардовна отделается легким испугом…
Испуг, прямо скажем, получился не слишком легким, во всяком случае, для самого Турецкого: понадобилось не менее получаса, графин воды и дважды по сорок капель валидола, дабы справиться с Сониной истерикой. Наконец взмыленный Яковлев получил возможность заняться своими прямыми обязанностям и, вместо того чтобы бегать между кухней и гостиной, находя время по дороге для того, чтобы успокаивать и не на шутку взволнованного Славского, на свою беду, заехавшего домой по дороге от Банникова к Белецким.
Что касается Саши, для него появление Леонида в разгар описанных событий было как раз везением. Пока Володя возился с его кузиной, Турецкий задал единственный, возникший после вчерашнего разговора вопрос ему лично, а не по телефону, как рассчитывал. И ответ получил вполне ожидаемый.
— Конечно, он мне звонил, — сказал Леонид Ильич, нервно поправляя очки. — По-моему, дважды… Да, дважды… Собственно говоря, я тогда просто не придал значения его дурным предчувствиям, хотя и удивился… Вообще-то, это было совсем не в его духе. Только сейчас понимаю, что следовало отнестись к этому всерьез, надо было вылетать в Москву сразу… Но я и подумать не мог…
— Он просил вас приехать сюда самого?
— Только в случае, если с кем-нибудь из ребят что-нибудь случится…
— Вчера вы не сказали мне об этой причине своего приезда…
— Потому что я о ней не думал, я прилетел бы в любом случае, я имею в виду, в таких обстоятельствах… Вы можете не поверить, но о том звонке я вспомнил уже в самолете!
Между тем приведенная более-менее в чувство Софья Эдуардовна начала внятно разговаривать с того вопроса, на котором завершила свое общение с Турецким ее подруга Станцева.
— Что… что мне теперь будет?!
— Если скажете правду — ничего, — поспешно заверил ее Володя и, глянув на Александра Борисовича, передал бразды правления в его руки.
Разговор по существу с Соркиной занял не так уж много времени. И в итоге оказался не настолько тяжелым, как последовавший затем разговор с ее братом: Александр Борисович после недолгих колебаний счел необходимым сказать Славскому правду, поскольку имя убийцы теперь было ему известно…
Глядя на побледневшего до синевы Леонида, он сочувственно покачал головой и отвел глаза:
— Вы уж простите за неприятный сюрприз, но… Если я правильно понял, вы сейчас намерены… намеревались ехать к Белецким… Надеюсь, вам понятны мои мотивы: то, что известно вам, пока никому, включая Марту Антоновну и Анну Васильевну, известно быть не должно.
Славский в ответ кивнул, не проронив ни звука.
— Александр Борисович, — напомнил Володя, — половина третьего… Я звонил в прокуратуру. Банников в дороге, его «ведут» ребята Дениса. Пока все тихо…
— Будем надеяться, что обойдется, — мрачно буркнул Саша и повернулся к Славскому, чтобы попрощаться. Его кузина, для того чтобы проводить «важняков», в прихожую так и не вышла.
Едва оказавшись в своем «пежо», только что прибывшем из ремонта после роковой перестрелки, Турецкий набрал номер Грязнова-старшего:
— Привет, Слава… Думаю, нам следует поторопиться, звонить в спецназ придется тебе, договорись с ребятами по-дружески, скажи, постановление будет у них к вечеру… Да, напишу, как только доберусь до Конторы… Пока в дороге, вместе с Володей… Яковлев, — повернулся он к оперативнику, — начальство интересуется, не желаешь ли прогуляться вместе с нашими «крутейшими» по известному тебе адресу?