Дон проснулся, почувствовав чей-то взгляд, машинально сунул руку под подушку, вскочил, наконец разглядел прояснившееся лицо Любаши. Затем услышал отдаленный телефонный звонок.
— Все утро звонят, — сказала она негромко.
Он перевел взгляд на окно, за которым мутнел зимний рассвет.
— А один раз позвонили в дверь… Я в глазок посмотрела.
— Ну и дура же ты! — он привлек ее к себе, так что она тихо охнула от боли.
— Пусти. Ребра переломаешь. Ночи тебе было мало.
— Не, в натуре… Чего смотреть в глазок, если тебя нет дома. Сиди тихо и не высовывайся. А может, это опять Форд к тебе с утра пораньше?
— Нет, — замотала она головой. — Форд сразу отвязался, как про тебя узнал.
Дон поднялся с постели, подошел к окну, выглянул в щель между старыми, выцветшими гардинами.
Там, внизу, как в любом московском дворе, среди грязи стояли старые разномастные машины. Двор заполонили «ракушки»… Но водителей не было заметно. И что тут увидишь, подумал он. И уже хотел было отойти, как вдруг увидел, как из синей «девятки» на секунду, не больше, высунулась чья-то рука, чтобы стряхнуть сигаретный пепел.
— Похоже, пасет кто-то… — он оглянулся на Любашу. — Или это тебя?
Она пожала голыми плечами.
— Соседи про меня не спрашивали?
— Да зачем им это надо?.. — отмахнулась она. — Хоть мужик ты и заметный…
— Ну да, мало ли кто к тебе ходил или ходит? — криво усмехнулся Дон, не сводя взгляда с машины.
— Слав, мы с тобой вроде договорились… — тихо сказала она. — Сам знаешь: давно никто, кроме тебя…
— Ладно. Подойди, — поманил он ее к себе. — Смотри. Вон ту синюю тачку знаешь? Видела ее когда-нибудь?
Она пожала плечами, потом положила голову ему на плечо.
— Слав, ты кого-то убил? — спросила она.
— Пришлось, — усмехнулся он. — Хотя и не собирался. Случайно получилось.
Она искоса взглянула на него.
— Не веришь? Дело твое… говорю же тебе: с этим завязал. Напрочь. А менты все равно ко мне цепляются… Ну, погорячился… Я ж хотел с Анисимом потолковать только… А он мне сразу браслеты цеплять.
— Ты убил мента? — она отодвинулась от него. — Анисимова?
— Говорю же, не собирался! — он повысил голос. Потом махнул рукой. — Ладно, ты не прокурор, я не подследственный. Выйди пока на лестницу, посмотри, нет ли кого, а я черным ходом спущусь…
Накинув куртку, она направилась было к выходу, но в это время послышалась трель его сотового телефона.
— Подожди… — он предостерегающе выставил руку, остановив ее в дверях, и включил аппарат.
Это был мясник Колян, подвозивший его вчера.
— Слав, ты?
— Ну. Что слышно?
— Всю ночь в отделении просидел.
— Били?
— Там следов не оставляют…
— С меня причитается.
— Все выпытывали, где я тебя высадил. Возил их в Гольяново, как договорились, показал… Собаку пустили, она заскулила, хвостом завиляла.
— Сейчас ты где? — перебил Дон, поглядывая из окна.
— Возле прокуратуры на Большой Дмитровке. Утром отпустили, потом принесли повестку. Через полчаса назначено.
Слышно было, как он зевнул, вполне объяснимо, впрочем, после бессонной ночи в гостях у ментов.
Ясно, подумал Дон. Скандал, показанный по ящику на всю страну, — скандал вдвойне. А тут мента убили в прямом эфире во время показательного задержания преступника. И натурально, общественность отпала. Что, мол, за дела в правоохранительных органах? И потому отдали сразу в Генеральную прокуратуру. Там и должны разбираться. А сам преступник исчез с концами. Кому теперь докажешь, что Анисим сам напросился?
— Ты погоди зевать. Что хоть там будешь показывать, помнишь? — спросил Дон. — У них, кстати, ментовский протокол на руках. Они сверят.
— Не учи ученого. Так что, позвонить потом?
— А ты как думаешь? Только поаккуратнее, могут засечь, — сказал Дон. — Звони лучше из автоматов.
— Ты сейчас где? — спросил, помолчав, Колян.
— Там же, где и всегда, — туманно сказал Дон. — Заканчиваем, потом перезвонишь, расскажешь.
Колян отключил сотовый, вопросительно взглянул на Кощея.
Они сидели впятером в новеньком «форде-сиерра» неподалеку от Генпрокуратуры, здание которой было видно отсюда.
Кощей удовлетворенно кивнул, вытер рукавом подбородок. Он по обыкновению жевал. Остальные следовали его примеру. На сей раз это были любимые им гамбургеры из «Макдоналдса», что на Тверской. Если для Кощея, тощего и жилистого, они были, что называется, не в коня корм, то другие, более молодые «бойцовые псы» и даже один «референт», служившие в охранном агентстве «Аргус», уже распухли от этой совместной и беспрерывной, изо дня в день, трапезы в американских закусочных. И сегодня, с пыхтеньем и сопеньем забираясь в его автомобиль, они с тоской думали, как будут потом выбираться обратно.
Кощей некогда был известным на всю Марьину Рощу, включая Бескудниково и Дегунино, авторитетом. Потом его слегка опустили на бурной сходке за вольное обращение с общаком, и теперь, как говорили вполголоса, он работал водилой у самого Хозяина, не давшего его в обиду. И которого никто здесь не знал — даже кликухи, не говоря уже об имени, — да и знать не хотели, если по правде.
Ибо опасно иметь информацию на сильных мира сего, если они сами ее старательно скрывают. Кроме особо приближенных.
Такими приближенными особами к Хозяину были Кощей и Гена, владелец того самого «Аргуса». Но их тоже боялись расспрашивать на этот счет.
Здесь хорошо помнили про одного братка из новых, он было рискнул задать пару вопросов, и его сразу заподозрили в связи с ментурой. Больше его никто не видел.
Кощей запил гамбургер бутылкой любимой «Балтики», прямо из горла, и удовлетворенно кивнул.
— Так где ты его, говоришь, сбросил? В Лефортове?
Колян кивнул.
— Что и кто там у нас в Лефортове? — спросил Кощей у осоловевшего «референта» по кличке Толмач, бывшего студента.
Тот встрепенулся. Отличавшийся хорошей памятью, он слыл в агентстве мозговым центром.
— Кто там сидит? Или это не про тюрягу ФСБ, я правильно понял?
— До этой тюряги мы еще не доросли, — вздохнул Кощей как о чем-то несбыточном.
— Так, — сощурился Толмач. — Понял. Будем вспоминать. Уже дал указания своему серому веществу… Маруха там у него живет, вспомнил! Людка, что ли. Или Любка… Помнишь, как-то к ней ночью завалились с Доном? Ниче так. Я бы ей засадил… Бутылку нам поставила. Подруг, правда, не нашлось. Дон у нее тогда остался, а мы отвалили.