— Вячеслав Иванович, — услышал он в трубке негромкий, спокойный голос Володи Яковлева, — кажется, мы установили объект.
— И кто это?
— Вице-мэр Москвы Лев Анатольевич Камакин. Именно ему Перова угрожала сегодня по телефону. Сейчас уже поздно, а завтра утром попытаюсь разузнать об их отношениях побольше. Если, конечно, такие отношения действительно имели место.
— Хорошо. Как только разузнаешь, сразу же отзвони мне.
— Слушаюсь. Спокойной ночи, Вячеслав Иванович.
— И тебе того же. Хотя какое уж тут теперь спокойствие…
3
Следующий день был для майора Яковлева жарким. В принципе весь день состоял из того, что Володя задавал кому-нибудь вопросы, а затем выслушивал ответы — иногда сбивчивые, иногда четкие и ясные, иногда робкие, иногда — с оттенком брезгливого высокомерия.
Официант в дорогом французском ресторане «Ля Рошель» отреагировал на удостоверение майора Яковлева оригинально. Он стал по стойке «смирно» и даже слегка прищелкнул каблуками.
— Бывший военный? — прищурился на него Яковлев.
— Так точно. Старший лейтенант Кравцов, — ответил официант, хмуря брови.
— Вольно, старлей. Взгляните, пожалуйста, на эти фотографии.
Яковлев протянул официанту несколько снимков, на которых были изображены Перова и Камакин.
— Вы знаете людей, которые на них изображены?
Официант едва глянул на снимки и кивнул:
— Да, конечно. Это Лев Анатольевич и Татьяна. Они частенько сюда захаживают. Раз в месяц это уж точно. Лев Анатольевич — один их самых уважаемых клиентов. На его имя в нашем ресторане открыт кредит.
— Какие, на ваш взгляд, у них отношения?
Официант нахмурился еще больше, видно было, что вопрос этот ему не по душе.
— То есть как — какие? — сухо сказал он. — Они пара. Не думаю, что супруги, но любовники — точно.
— Вы уверены?
— Разумеется. Я часто их обслуживал. Он постоянно ей что-то дарил: то колечко, то браслет.
— Когда они стали приходить сюда вместе?
— Не помню. М-м… — Официант задумчиво закатил глаза. — Года полтора назад… Да, где-то так.
— Ясно.
Еще оригинальней была реакция у домработницы вице-мэра Камакина — Надежды Павловны Ямской. Она долго, не меньше минуты, смотрела на фотографию Перовой — при этом выражение глаз у домработницы было такое же, как у загнанной в угол клетки лисы. Наконец она облизнула языком сухие, увядшие губы и едва заметно кивнула:
— Да, я ее знаю. Это Таня, подруга Льва Анатольевича. Я иногда встречала ее в квартире Льва Анатольевича по вечерам.
— Она оставалась у него на ночь?
Домработница изобразила на лице сначала недоумение, затем возмущение.
— Молодой человек, — начала она, повышая голос, — неужели вы думаете, что я…
— Ничего я не думаю, — сухо оборвал ее Яковлев. — И вопросы вам задаю не из праздного любопытства.
Домработница помолчала, затем быстро огляделась по сторонам, приблизила к Яковлеву морщинистое лицо и быстро спросила (при этом ее маленькие глазки блеснули любопытством):
— Неужто случилось что?
Володя покачал головой.
— Пока нет, — спокойно сказал он. — Но может случиться, если мы не примем меры.
— О господи! — охнула домработница. — Страсти-то какие!
— Они живут как супруги? — быстро спросил Володя, не дав ее удивлению разрастись.
Та кивнула:
— Да. Живут. Танечка все надеется, что Лев Анатольевич замуж ее возьмет. Только он пока с этим не спешит. И то верно: зачем торопиться-то? Тут ведь все нужно хорошенько обдумать, взвесить. Хотя… — Домработница пожала плечами, — женский век — он короток. Я-то в ее возрасте уже двоих детей имела. А они все в бирюльки играют. Думают, что жить будут вечно. — Домработница вдруг закусила губу и посмотрела на Володю исподлобья, словно размышляла, стоит ему рассказать о своих подозрениях или нет. Подумав несколько секунд, она заговорила быстро и сбивчиво: — Ходят слухи, что Лев Анатольевич на другой жениться собрался. Не знаю, правда это или нет, но Танечку я у него давно уже не видела. Между нами-то говоря, не пара она ему совсем, Танечка-то эта.
— Почему же не пара?
— А вредная она баба — вот почему, — затараторила домработница. — Кому в жены достанется, тот с ней горя хлебнет. Она и в Льва Анатольевича вцепилась как бульдог. Вернее, как кошка — когтями! Уж и мурлычет ему на ушко, и щечкой об его плечо трется… А в глазах такой огонь, что мама дорогая! Только ведь и Лев Анатольевич не простак какой-нибудь. Его так просто не обведешь. Он себе цену знает!
— Значит, они поссорились?
— Видать, поссорились. Только я при этом не присутствовала.
— Понятно.
За день Володя Яковлев успел побеседовать с добрым десятком людей. Картина, в общем, складывалась ясная. Причины, побудившие Перову нанять киллера для убийства Камакина, были банальны.
В то время когда майор Яковлев беседовал с одним из сотрудников мэрии, его коллега — капитан милиции Галина Романова — переступила порог квартиры Сергея Славного.
Вместе с ней в квартиру вошли три сотрудника спецдивизиона МВД. Все четверо — и Галина, и оперативники — были в тонких тряпичных перчатках. Дверь оперативник вскрыл отмычкой — быстро и бесшумно.
— Галя, вам бы лучше посидеть где-нибудь, пока мы будем работать, — добродушно сказал ей один из оперов. — Если найдем что-нибудь интересное, мы вас позовем.
Галя знала, что в обысках сотрудникам спецдивизиона нет равных, а потому безропотно подчинилась.
Оперативники быстро рассредоточились по квартире, Галина же села в кресло и рассеянно поглядывала по сторонам. Пробежала взглядом по корешкам книг. Ницше… Горький… «Майн Кампф»… «Биография Иосифа Сталина»…
«Да у него тут целая тематическая подборка», — с усмешкой подумала Галина.
— Галя, тут кое-что есть, — услышала она голос оперативника. — Взгляните!
Она поднялась из кресла и вошла в спальню. На полу перед кроватью лежала спортивная сумка. Перед сумкой на корточках сидел сотрудник спецдивизиона. В левой руке у него была записная книжка, в правой — отливающая глянцем цветная фотография.
— Вот! — сказал он и протянул снимок Галине.
На снимке была изображена венецианская гондола, отчаливающая от берега. В гондоле сидели двое — мужчина и женщина. Вглядевшись в лицо мужчины, Галина нахмурилась. Лицо было очень знакомое. Где же она его видела?
— Это вице-мэр Камакин, — сказал оперативник. — Его часто по телевизору показывают.
— В самом деле… — проговорила, краснея, Галина. Ей было стыдно, что она сама его не узнала.