— А почему вы решили, что он подружился с Камакиным?
Петр Вадимович развел руками:
— Ну я ведь видел, как они общались. Сергей что-то увлеченно рассказывал вице-мэру, а тот вел себя как благодарный слушатель. Они все время держались рядом, а потом и уехали вместе.
— О чем они, по-вашему, могли говорить?
— О чем? Да все о том же — об «осмии». Ни о чем другом Сергей говорить просто не умеет. Вот интерес Камакина мне не совсем ясен. Он человек серьезный и деловой, а Серега Павлюков всегда производил на людей, далеких от науки, неважное впечатление. Он казался им кем-то вроде «городского сумасшедшего». — Антихович замер с открытым ртом. — Постойте… — проговорил он. — Постойте-постойте… Вот черт! А ведь я только сейчас вспомнил…
— Что вспомнили?
Петр Вадимович остановил на Турецком сверкающий взгляд и проговорил таким голосом, словно открывал Турецкому важную государственную тайну:
— Они с Камакиным должны быть давно знакомы!
2
Галя Романова раскрыла папку и прочла вслух:
— Старшина. Он же Виктор Альбертович Селиванов-Старшинов. Тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения. Имеет две судимости за кражи и одну за разбойное нападение. В тюрьме отсидел в общей сложности одиннадцать лет. Вот его фотография.
Она положила фотографию бандита перед Турецким. Александр Борисович взглянул на снимок и поморщился:
— Ну и рожа. А что это у него с левым глазом?
— Глаз у него искусственный, — объяснила Романова. — Ходят слухи, что лет десять назад он участвовал в стычке с этнической группировкой азербайджанцев. Бедных азербайджанцев перерезали опасной бритвой. Виновных в этом побоище так и не нашли. Однако косвенные источники указывали на Старшину. Также есть сведения, что Старшина задушил свою бывшую подружку. Его даже привлекали в качестве подозреваемого, но доказательств его вины так и не нашли.
— Н-да, — протянул Турецкий. — Интересный человек.
— Ага, — усмехнулась в ответ Галина. — Хоть книгу про него пиши.
— Чем он занимается сейчас?
— Владеет небольшим кафе. Называется «Иван-да— Марья».
— Борщи и вареники?
— Увы, это неизвестно. Попасть в кафе сложнее, чем в Кремль.
— Заведение для своих?
Романова кивнула:
— Угу. Вход только по клубным картам. А клубные карты раздает сам Старшина. Это что-то вроде его штаб-квартиры.
Турецкий вновь взял со стола фотографию и внимательно вгляделся в лицо бандита.
— Парень — явный отморозок. Любой физиогномист об этом скажет.
— Тут и физиогномистом быть не надо, — возразила Галя. — Не дай бог такая рожа ночью приснится. До утра потом не уснешь. — Она приподняла бровь и, не скрывая брезгливости, добавила: — А ведь кому-то приходится ложиться с ним в постель… Кстати, Александр Борисович, у нас есть информация, что Селиванов — постоянный клиент московских борделей. Мы можем это как-нибудь использовать.
— Как?
Романова пожала плечами:
— Пока не знаю. Тут надо подумать.
— Где находится клуб?
— В Марьиной Роще.
— Прямо как в послевоенные годы, — усмехнулся Турецкий. — Тогда половина воровских малин находилась в Марьиной Роще. Значит, наш Старшина — продолжатель славных традиций преступного мира.
— И не говорите. У нас и раньше была косвенная информация о том, то Старшина руководит бандой арбатских киллеров. Шлегель подтвердил эту информацию.
Некоторое время Турецкий размышлял. Потом сказал:
— Показаний Шлегеля достаточно, чтобы взять Старшину за жабры. Но делать этого мы пока не будем. Не будем, пока он не выведет нас на Камакина. Прямых доказательств связи Камакина с бандой арбатских у нас нет. А значит, поступим следующим образом. За кафе установить наблюдение — это раз. На хвост Старшине повесить нескольких опытных оперативников — это два. Телефоны кафе поставить на прослушку — это…
— Три. А как же…
— Насчет санкции я договорюсь. Думаю, получу ее к завтрашнему утру.
— Хорошо. А может, просто взять его и хорошенько потрясти?
Турецкий посмотрел на Романову недовольным взглядом:
— Ага. Как там говорил товарищ Шариков по поводу переписки Энгельса с Каутским? «Взять все да поделить. А то спорят-спорят…» Галя, ты опытный оперативник, а рассуждаешь как новобранец. Старшина — матерый бандит. Он всю жизнь ходит по лезвию ножа, а ты его хочешь «потрясти». Ну куда это годится?
— Признаюсь, Александр Борисович, глупость сморозила, — виновато сказала Галя. — Разрешите выполнять?
— Выполняйте.
3
В кармане у Камакина зазвонил телефон. Не отрывая взгляда от дороги, он достал трубку и приложил к уху.
— Алло, Лев Анатольевич, наше вам! — раздался в трубке знакомый гнусавый голос.
Камакин остановил машину у светофора.
— Зачем звонишь? — строго спросил он.
— Борю Сибиряка взяли.
— Я в курсе.
— Надо что-то делать. Как-то выручать нашего друга.
Лев Анатольевич поморщился. Ему был неприятен как этот разговор, так и сам собеседник.
— Обсудим это потом, — холодно сказал Камакин. — А сейчас…
— Э нет, — загнусавил собеседник. — Потом вас не поймаешь. Вы еще не забыли про должок? Кровь вашего коллеги еще не остыла. Она, так сказать, взывает к вам.
— Прекратите нести чушь! — рявкнул Камакин.
Ему вдруг пришла в голову мысль, что разговор этот может прослушиваться, однако он отогнал эту мысль как вздорную. Старшина не какой-нибудь сопливый шпаненок, он знает, как себя обезопасить.
— Это вы кончайте юлить! — заверещал в ответ Старшина. — Где деньги за выполненную работу? Сибиряк сел на нары, а денег за дельце, которое он провернул, нет как нет.
— Будут вам деньги.
— Когда?
— О господи! На днях!
— Это не ответ. Странно вы себя ведете, Лев Анатольевич. Запомните, мы с вами крепко повязаны. И еще — если вы не расплатитесь за смерть вашего коллеги, я найду того, кто готов будет заплатить за вашу собственную кончину.
— Я же сказал — заплачу, — свирепея и кое-как держа себя в руках, произнес Лев Анатольевич. — Завтра. Вечером.
— Ну смотрите, — прогнусавил собеседник. — Вам жить.
— Вы лучше проследите за тем, чтобы немец держал рот на замке!
— За Сибиряка можете быть спокойны. Следите лучше за своим языком.
— Всего хорошего!
Камакин отключил связь и собрался засунуть телефон обратно в карман, как вдруг взгляд его упал на дисплей телефона.