– На предохранителе… – проворчал Иванов, влезая в машину и устраиваясь за рулем. – Важно не то, что на предохранителе, а то, что заряжен. Номер, кстати, не ищи, спилен. И дурацких вопросов, будь любезен, тоже не задавай. Да убери ты его в пакет! И сверху положи хлеб и колбасу, что-то там еще… Короче, продукты: все, что лежит рядом с тобой на сиденье. У меня на даче пустой холодильник, кажется, только водка есть. Закидал?
– З-закидал… – Сергей снова начал слегка заикаться.
– Молодец! – ядовито произнес адвокат. – А зачем – догадался?
– Думаешь, ГАИ?..
– Похоже, разум к тебе возвращается, и за это спасибо!
Виктор Степанович повернул ключ в замке зажигания и почти сразу тронул машину с места: операцию, названную им мысленно без особых затей «Подстава», следовало проворачивать, не теряя даром времени.
…Володя Романов, тридцатидвухлетний помощник адвоката Иванова, действительно был благодарен своему нынешнему хозяину до глубины души за все, что тот, пусть и не вполне бескорыстно, для него сделал. И конечно же старался работать на него изо всех сил – тем более что и нынешняя зарплата бывшего майора милиции, погоревшего на взятке, очень к этому располагала. А по сравнению с его бывшей службой в окружном УВД работа эта выглядела настоящей синекурой.
Однако благодарность и абсолютная преданность – вещи все-таки разные! Кроме того, Виктор Степанович не знал об одном очень существенном обстоятельстве: Романов свою прежнюю службу не просто ценил, он ее еще и любил и даже гордился ею. Поэтому изгнание из органов оставило в душе бывшего майора не какую-нибудь там царапину, а настоящую незаживающую рану. И неосуществимую (это-то он понимал!) мечту вернуть себе утраченное положение. Вот об этом-то и не подозревали ни адвокат, ни вполне довольная сегодняшним днем жена Володи.
За почти два года работы у адвоката Романов, к собственному изумлению, узнал о себе кое-что новенькое: оказывается, деньги в достаточном количестве не были непременным и обязательным условием счастья, как он полагал раньше, во всяком случае для него. Тоска, злая пиявка, присосавшаяся к сердцу, образовавшаяся в момент, когда он погорел на упомянутой взятке, никуда не делась ни после того как Иванов избавил его от позорного суда и маячившей на горизонте тюряги в спецлагере для бывших ментов, ни – вот это-то и было самым удивительным! – после того как все затихло и более-менее устаканилось и вместо прежней служебной круговерти образовалась нынешняя синекура с нынешним окладом. Пиявка, казалось, обосновалась в душе Романова навсегда.
В последние несколько месяцев она даже усилила свою подлую деятельность – после того как неясные подозрения о связи его хозяина с криминалом переросли у Романова в уверенность. И вот тут-то и шевельнулась у него первая, очень слабенькая еще мыслишка о том, что, возможно, если подойти ко всему происходящему с умом, его тоскливая и безнадежная мечта о возвращении на службу перестанет быть абсолютно ирреальной. А «с умом», как он понял, подойти придется так или эдак!
Десять лет службы в органах даром для Романова не пропали, соображать быстро и во вполне конкретном направлении он умел. И прекрасно понимал, что, если адвокат погорит, а он, Романов, разумеется, вместе с ним, вот тут уж не то что легким, но даже сильным испугом не отделаться. К такому выводу помощник адвоката пришел, услышав недавно совершенно случайно, как Иванов, разговаривая по телефону, назвал своего собеседника, назначая ему встречу, кличкой, хорошо известной в бывших служебных кругах Владимира.
Кто такой Ярый, знали все благодаря судебному процессу, из-за которого бывшие коллеги Романова его нынешнего хозяина ненавидели от всей души. Впрочем, не все, а в основном те, кто поймал Максима Игнатьева. Кое-кто, в том числе люди, порекомендовавшие в свое время нанять Виктора Степановича в качестве защитника, пожалуй, даже восхищались виртуозным профессионализмом Иванова. Хотя к бандиту Ярому это восхищение конечно же не относилось.
Нашумевший процесс давно остался в прошлом, поэтому Владимир и насторожился, подслушав через неплотно закрытую дверь в кабинет адвоката, что тот назначает Игнатьеву встречу, да еще в точности таким же тоном, каким разговаривал с ним самим с тех пор, как нанял его в качестве помощника. Все это Владимиру не понравилось: уж он-то хорошо знал по опыту прежней службы, что поговорка «сколько веревочке ни виться…» чаще всего сбывается именно в таких обстоятельствах…
Обдумав все это, вместе взятое, и сложив два и два – под второй половиной подразумевалось дело Ларисы Стуловой, которым Иванов сейчас занимался самым активнейшим образом, словом, сложив одно с другим, он, до этого хорошо, но формально исполнявший свои нынешние служебные обязанности, решил с помощью еще остававшихся у него немногих связей разузнать о Ларисе Вячеславовне, а главное, о тех претензиях, какие возникли к ней у закона, как можно больше. Разумеется, для Романова не было секретом, что Стулова, как и многие предыдущие клиентки Виктора Степановича, сделалась его любовницей.
Необходимую информацию бывшему майору милиции удалось собрать за день до того, как адвокат вдруг, ни с того ни с сего, милостиво подарил ему дополнительный выходной. И эта информация привела Романова в ужас… Надо сказать, вовсе не тем, что дамочку подозревали в подготовке убийства собственного мужа, – за годы работы он и не такое видел, удивить бывшего мента тем, на что способны люди, а бабы тем более, трудновато…
Более всего Романова напугало даже не то, что дело Стуловой, оказывается, ушло в Генеральную прокуратуру, а то, в чьи руки попало расследование. Александр Борисович Турецкий, помощник генерального, в его прежней среде считался легендарным «важняком», никто из его коллег не сумел бы припомнить ни одного подчистую проваленного им дела. О том, что он частенько играет в одной и той же, давно сложившейся команде, Владимир знал тоже, как и, пожалуй, о единственном пользующемся уважением со стороны милицейских ЧОПе «Глория», имеющемся в распоряжении команды Турецкого, можно сказать, в любой момент. Обдумав сложившуюся ситуацию, бывший майор понял, что роковой момент, когда его судьба может еще раз повернуться в другую сторону, настал.
Необходимый ему «жучок» он раздобыл у знакомого частного детектива, кое-чем обязанного бывшему майору, и пристроил его в кабинете шефа как раз утром того дня, когда Иванов отправил своего помощника из офиса.
Кроме всего прочего, от Романова не укрылись и манипуляции «жигуленка» с тонированными стеклами, за которым он прицельно наблюдал, пока его шеф занимался любовью со Стуловой, и окончательно утвердился в своих подозрениях, приметив в конце улицы Филю Агеева, которого знал в лицо. Вот по всему этому помощник адвоката, услышав, что он на сегодняшний день свободен, выйдя из приемной и как следует хлопнув дверью, вместо того чтобы действительно убраться из офиса, проскользнул, стараясь двигаться бесшумно, в пустующую часть особняка и, пристроив наушники захваченного из дома плейера на положенное место, затаился в самом дальнем углу помещения, приготовившись ждать столько, сколько понадобится для того, чтобы выяснить, что именно затеял адвокат.