– А ты еще выскочил на площадку меня встречать. Ты сумасшедший!
Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, и Велена, давно уже привыкшая отводить в таких случаях взгляд из боязни, что он прочтет в нем то, о чем знать ему, с ее точки зрения, до поры до времени не следовало, на этот раз глаза не отвела, у нее просто не было больше на это сил. Не было сил скрывать от Ильи ни всю ту боль, которую он, сам того не ведая, причинил ей за прошедшие годы, ни то, что, вопреки всему, в душе Велены существует, как и прежде, образ одного-единственного мужчины. Возможно, это болезнь, возможно, что-то вроде фанатичного идолопоклонства, но это – так, и ничего с этим поделать нельзя…
И он понял все. И в следующую секунду Велене показалось, что она куда-то летит, потому что неведомая сила оторвала ее от пола, легко подняв не вверх даже, а ввысь, и совсем рядом она увидела глаза Ильи, в которых сквозь навернувшиеся у этого на самом деле сильного и, несомненно, мужественного человека слезы светилось то же, что и в ее глазах, – боль и любовь, любовь и боль. Впервые за все их общие годы Велена ощутила прикосновение его губ к своим губам, и оно оказалось именно таким, каким она ожидала его, кажется, всю свою жизнь – решительным и нежным одновременно…
И тогда впервые на памяти Илюши и ее самой, впервые с момента гибели Саши с Дашенькой, Велена отчаянно и горько разрыдалась, изо всех сил прижавшись к Илье Стулову, крепко обняв этого очень умного и невероятно глупого человека…
Александр Борисович Турецкий посмотрел на часы, затем на сидевшего напротив него Романова. Диктофон был только что выключен, время успело перевалить за половину двенадцатого ночи, а его собеседник, немного успокоившийся в процессе их долгого разговора, а затем прослушивания записи, устало сутулился на стуле для посетителей, потеряв вдруг ту подтянутость служаки, которую Турецкий отметил в нем в первый момент. Это было естественно: человек, совершивший решительный и необратимый по последствиям поступок, всегда ощущает некоторую опустошенность…
Мобильный телефон Турецкого нарушил возникшую паузу.
Александр Борисович взглянул на определитель номера и, вздохнув, включил связь.
– Ну, и что теперь?.. – Голос Ирины Генриховны, любимой супруги, так и не дождавшейся от него обещанного возвращения «пораньше», то есть к ужину, был, как всегда в таких случаях, ироничен. Никакой особой злости в нем, однако, не чувствовалось. Турецкий невольно улыбнулся, прежде чем отозваться.
Вот именно это качество жены он и ценил в ней превыше всего: никогда она на самом деле всерьез не делала проблемы из тех особенностей его работы, которые приводят к абсолютно достоверному, подтверждаемому из года в год статистикой факту: число разводов среди работников правоохранительных органов едва ли не на порядок выше, чем у людей любой другой профессии. Во всяком случае, пальму первенства в этом отношении держат именно они. И, как правило, инициатива развода исходит от их «половин».
Ирина Генриховна в этом отношении являлась удивительно терпеливым и стойким исключением, однако чисто внешне «традицию бунта» соблюдала весьма тщательно, чем немало забавляла своего супруга: сейчас явно был как раз тот самый случай.
– Виноват, Ириша, – начал исполнять свою роль Александр Борисович. – Похоже, сегодня ехать домой мне просто нет смысла…
Выслушав все, что было положено в таких случаях – во-первых, а вслед за этим не вполне последовательно инструкцию по поиску утром, когда он, вероятно, все-таки вспомнит свой домашний адрес, оставленного ему завтрака – во-вторых, Турецкий пожелал супруге спокойной ночи и отключил связь.
За время разговора Турецкого с женой Романов немного пришел в себя, во всяком случае, сутулиться перестал. Но и никаких просьб по части своих, личных проблем выражать больше не пытался. Александр Борисович, еще немного помолчав, заговорил об этом сам.
– Скажите, Владимир Кириллович, – начал он, – вас чем-то не устраивает работа у Иванова? Только честно, как на духу! Лично мне кажется, что вы чего-то боитесь, и не только в связи с делом Стуловой. Ведь что-то же заставило вас сделать эту запись? – Он кивнул на диктофон. – И это при том, что зарплата ваша нынешняя – не в пример прежней…
Некоторое время молчал и Романов, который теперь опять сидел на стуле прямо и напряженно. Владимир понимал, сколь многое зависит сейчас от его ответа, от его способности к прямоте и честности…
И он решился.
– Я вам отвечу, Александр Борисович, правду, во всяком случае так, как я ее сам вижу. Я погорел из-за денег. Бес попутал, и раз честно – значит, честно: путал меня бес неоднократно, это я попался только один раз…
Турецкий кивнул, с интересом глядя на своего собеседника, понимая, как на самом деле трудно дается тому каждое слово.
– Ну… В общем, конечно, Иванову я более чем обязан тем, что он сумел вытащить меня каким-то чудом из-под суда. Я тогда не особо задумывался о характере этого «чуда», понял только потом, уже работая на него… Вы правы: когда я догадался, что он путается с бандитами, взятки направо и налево раздает, то действительно испугался. Почему – говорить не стану, вы и сами понимаете. Но дело не только в этом. Я, только попав к нему на службу, понял, что свою работу, оказывается, любил, что на самом деле, хотя я сам нарушал закон, но… Не всякое нарушение – я имею в виду по уровню тяжести – для меня «проходимо», понимаете?
Как ни странно, но, несмотря на некоторую невнятность, Турецкий его понял, и вновь мелькнуло в памяти библейское «блудный сын».
– И вообще! – вдруг довольно резко закончил Романов. – Оказывается, деньги, при всей своей необходимости, счастливым человека не делают, а может, даже и способствуют несчастью, не знаю…
– А раньше вы, выходит, об этом не подозревали, – усмехнулся Александр Борисович, покачав головой. – Вот что, Владимир Кириллович… Не хочу обнадеживать вас твердо, но обещаю поговорить с одним человеком, обсудить все, вместе взятое, включая ваше вполне действенное покаяние. Молите Бога о том, чтобы на деле Стуловой удалось прихватить еще и Ярого, – сами понимаете, сколь многие ваши бывшие коллеги будут в этом случае вам благодарны. Пока же лично от меня – искреннее спасибо. Вы нам действительно неожиданно очень вовремя помогли!
Оставшись один, Александр Борисович первым делом отправился в приемную Меркулова: он знал, что заботливая Клавдия в маленьком холодильнике, умело замаскированном под тумбочку, всегда оставляет что-нибудь съестное – на случай, если кто-то из сотрудников так надолго, как получилось сегодня у Турецкого, засидится на работе. Есть хотелось давно и сильно, и обнаруженные бутерброды с колбасой, сыром и красной рыбой привели Александра Борисовича в подлинный восторг. Известно, что на сытый желудок и думается, и руководится гораздо лучше, чем на пустой!
Покончив с едой, Турецкий снова посмотрел на часы и, сам себе кивнув, набрал номер Грязнова-младшего. Денис умилял его еще и тем, что по своему мобильному отзывался всегда моментально – чем бы ни был занят.