– Э, э, ты чего, Настя?
– Кто – я? Я чего? – с хмельным вызовом ответил ему женский голос, и я опять подивился секрету этого перевоплощения: там, за дверью, больше не было милой, одинокой, тоскующей о чем-то своем, затаенном, певицы, там снова была пригородная хабалка, облику которой так соответствовало это платье с вываливающимися грудями, и дурацкое, какое-то цыганско-египетское имя Анаис. – С какой стати я должна ждать, как какая-нибудь Толкунова, когда ты наконец расплатишься. Давай раскошеливайся, как договаривались, да я поеду. И так уже сколько времени из-за тебя потеряла…
Длинная пауза. Потом снова голос Дворяницкого:
– Настя, милая… Ну зачем ты так, птичка наша… Я же не сказал тебе: не заплачу, – верно?
– А ты попробуй скажи, – угрожающе потребовала певица.
Но он продолжал, делая вид, что не слышал ее:
– Я не сказал: не заплачу, я сказал: подожди, дорогая! Мы же помним, что если бы не ты… Спасибо тебе за все…
– «Спасибо» на хлеб не намажешь! – равнодушно отрезала певица.
– Да пойми же ты, женщина! – слегка возвысил голос Дворяницкий, что, похоже, было для него совсем не характерно. – У меня в данный момент обстоятельства. Понимаешь, об-сто-я-тель-ства! Такие, которые могут зацепить всех нас, понимаешь? Всех!!
Я подозреваю, что он имел в виду свое – он имел в виду меня, нагрянувшего как снег на голову постороннего, да еще не просто постороннего – сотрудника Генпрокуратуры. А она, естественно, трактовала эти его недомолвки и заминки по-своему, как желание надуть ее, что и подтвердила следующая ее реплика.
– Ну вы и жулье! – с саркастическим вызовом объявила Анаис. – На пьянку, на целый полк, у них деньги есть, а на расплату по долгу, без которого и сама эта пьянка была бы невозможна, – денег нету. Ты за кого меня держишь, а?
Тут мне стало что-то даже видно: амбал сделал решительный шаг в глубь кабинета, а Дворяницкий вдруг перешел на фальцет, пытаясь предотвратить самое для себя худшее.
– Настя! – умоляюще взвыл он. – Я же тебе говорю, зайка: подожди ты, сейчас просто не время!
Но, видать, не так-то просто было остудить распалившуюся звезду.
– Значит, когда в Насте была нужда – Настя, ради бога, помоги, да? А как до расплаты дело… Какой же ты сучонок, Шалва! Ты что, собрался меня как девчонку-целочку кинуть? Пока не давала – все что хочешь, а как дала… Я ведь дура была, не понимала, что я для вас с Джамалом сделала… Ну а теперь-то я все поняла, все! И хрен я с вас, с гадов, слезу!
Она стояла у самого стола, совершенно не обращая внимания на знаки, которые ей делал Дворяницкий, прикладывающий палец к губам. Потом я увидел, как Дворяницкий дернулся, раздался какой-то шум, спина амбала вновь пришла в движение, пиджак натянулся от напряжения на его мощной спине: Дворяницкий попытался если не вырваться, то хотя бы выглянуть за дверь – не слышит ли кто, что тут говорится. А телохранитель, восприняв это по-своему, пресек его движение в зародыше. И сейчас большой, грузный Дворяницкий, несмотря на свое борцовское прошлое, корчился, пытаясь вырваться из его железного захвата.
– Ты не дергайся, не дергайся, – снова услышал я хрипловатый голос Анаис. – А то я тебе такую козью морду сейчас заделаю – не рад будешь, что вообще когда-то со мной познакомился!
– Ну ты не очень-то, не очень! – сдавленно просипел Дворяницкий. В голосе его не было страха, но не было и прежнего лукавства. A вот угроза слышалась явственно: – Знай край, Настька, да не падай!
– А то что? – спросила она насмешливо, упиваясь его унижением. – Ну да, вы же с Джамалом крутые, знаю! А все равно – теперь хрен вы мне что сделаете, понял? – И она обидно захохотала. – А если что – я ведь могу и к следователю пойти…
– Господи, – взвыл Дворяницкий, делая еще одну безуспешную попытку вырваться. – Ну что ты буровишь, дурища! Они уже и так тут крутятся… Ты хоть знаешь, кто у меня сегодня тут сидел? Вот когда ты заходила? – И перешел на такой свистящий шепот, что я лишь угадывал смысл его слов. – Это следователь Генпрокуратуры, поняла?
– А чего ты шепчешь-то? – издевательски спросила Анаис, при этом делая амбалу знак, чтобы он ослабил хватку. – Боишься Генпрокуратуры-то? Вот и хорошо, что они вами занялись. А то у вас все схвачено, за все уплачено. Вот и пусть они вас за бока возьмут, пусть! А то вы с Джамалом думаете, что такие, блин, крутые, что круче вас только солнцевские, да? Или какие там – таганские?
– Настя, мать твою! – просипел вырвавшийся наконец Дворяницкий. – Говори же ты потише, как человека тебя прошу! Может, он здесь еще, следователь-то этот, зачем ему знать то, что не надо?! И не радуйся ты так, не будь бабой. Он ведь не меня за бока брать пришел – он как раз насчет Гоги, понимаешь? Он покушение расследует. Он и с тобой, наверно, потом говорить будет, тебе бы рот на замок, а ты тут такие номера откалываешь!
В кабинете мгновенно все переменилось. Дворяницкий, потирая шею, пошел к своему столу, сверкающее платье Анаис бессильно опустилось в кресло, а могучий торс амбала начал разворачиваться в сторону двери. Я и так уже услышал слишком много, хотя ничего пока не понял. Будет совсем ни к чему, если они обнаружат, что я подслушивал. И я на всякий случай отодвинулся подальше от двери.
Вот теперь я точно имел право унести ноги по-английски, хотя меня так и разбирало начать все по новой и выяснить, какое отношение Анаис имеет к Топуридзе и о каком таком Джамале было здесь помянуто несколько раз. Неужели об Исмаилове?…
Было самое предновогодье, о чем он иногда вспоминал с некоторой оторопью – то наткнувшись у метро на громадную наряженную елку, то зацепившись взглядом за какую-нибудь витрину, в которой, в обрамлении гирлянд, под дурацкой надписью непременно по-английски: «Happy New Year» – сидел дурацкий же, не наш Санта-Клаус. Собственно, если бы не дорога на работу и с работы, он так ни разу бы и не вспомнил, наверно, что Новый год уже на носу – столько в связи с последним делом у него было теперь работы. Копал на Третьем кольце и в гостинице «Балканская» Сидорчук, копала в управлении дел мэрии Лена Елагина, оказавшаяся очень милой и очень толковой девицей, – ее досье на Топуридзе пухло со страшной скоростью. Хотя пострадавший, будучи чиновником, формально вроде бы и не нарушал запрет на занятие коммерческой деятельностью и бизнесом вообще, круг деятельности Георгия Андреевича был столь широк, что от него зависели и банки, и строительные фирмы, и туристический и гостиничный бизнес… Где-то он был членом правления, где-то учредителем, где-то просто держателем акций. Как бы то ни было, он управлял порученными ему делами не только с помощью чиновничьих циркуляров, а закон смотрел на это сквозь пальцы, отчего сыщикам конечно же легче не становилось: инвестиционные проекты возникали постоянно, по всему городу, и ориентироваться в этом море самых разных интересов и устремлений, отыскивать среди них предположительно те, которые, вполне возможно, стали причиной покушения, порой казалось просто невозможным.