– Ладно, Слава, все понятно, – кивнул Меркулов. – В няньки, конечно, записываться, как ты понимаешь, никто не собирается, а с зональным прокурором, надзирающим за следствием, я переговорю.
– Это кто у нас зональный-то, напомни, – напрягся Грязнов.
– Стыдно, стыдно, брат! Зональный прокурор по Москве у нас замечательный, Вадим Сергеевич Молчанов, собаку на своем деле съел. По всем городским прокуратурам следаки на него не нарадуются – и советом всегда поможет, и отсрочки по делам, когда надо, дает, всегда с оперативно-следственными группами планы мероприятий обсуждает, ну и все такое прочее… Так что со всеми вопросами и деяниями валяй к нему. То же, Саша, могу и тебе сказать, если тебя по делу Топуридзе энтузиазм обуревать начал…
– Да ну, какой там энтузиазм. Так, профессиональный интерес… На рефлекторном, если хочешь, уровне… Любопытное дело, между прочим, вы согласны, ребята? Мне кажется, вы не станете спорить, что те, кто стрелял, – это всего лишь исполнители. Так вот, мне бы хотелось узнать – ну или помочь узнать, – откуда ноги растут… Я, честно говоря, уже склоняюсь к тому все больше, что это была акция устрашения. Если б хотели убрать, заказали бы настоящему киллеру… Сколько уж у нас с вами именно таких вот висяков: откуда-то пуля прилетела – и ага…
– А что такое – настоящий? – встрепенулся Меркулов. – Что это значит?
– Это значит, что настоящий выбирает место так, что его никто никогда не видит, это значит, что настоящий убивает наверняка, а не как в нашем случае…
– Значит, ты считаешь, что это больше похоже на акцию устрашения? – задумчиво переспросил Меркулов. – Ну и кого же напугали?
– А вот это, мне думается, и надо бы выяснить в первую голову… Ты верно говоришь: если бы это случилось во время предвыборной кампании, я бы решил, что речь идет о мэре. О том, чтобы его каким-то образом скомпрометировать или лишить каких-то козырей. Словом, выбить из игры… Помните, как на прошлых городских выборах вышибали вице-мэра? Он тоже тогда, к счастью, остался жив. А погиб бы – и пришлось бы мэру снимать свою кандидатуру, поскольку мэр и вице-мэр регистрировались в связке: выпадает один, автоматически выпадает и другой… Может, и здесь что-то вроде этого…
– Да, но выборы-то уже прошли, Саня! – покачал головой Грязнов. – И основной компромат уже ушел в дело… Тут, брат, все-таки чегой-то другое… Может, этот Топуридзе просто кого-то загнал в угол? Сам ведь знаешь, даже маленькая шавка, загони ты ее в угол, – и та тяпнуть может, а? И вообще, мало ли кому мог перейти дорогу чиновник такого уровня…
– Все, – решительно подвел итог Меркулов. – Пусть это будет одной из версий, которые надо проверить. У меня тоже, например, не выходят из головы слова из интервью мэра – насчет того, что в покушении на Топуридзе заинтересована какая-то криминальная группа, не согласная с его решениями, а также о том, что разногласия в мэрии – выдумка досужих журналистов. Эти слова лишний раз подтверждают, что все мы в городе – и не только прокурорские работники или журналисты, но и просто обыватели – знаем: там, на московском олимпе, все не так благообразно, как нас стараются убедить… – И завершил, резко оборвав себя: – На этом все, мужики. Стало быть, договорились: со всеми вопросами и идеями, буде они у вас возникнут, – к зональному прокурору, Вадиму Сергеевичу Молчанову…
О том, как в московских верхах дела обстоят на самом деле, если и не знали, то смутно догадывались многие жители нашего города. То есть, конечно, они не знали в деталях, что творится там внутри, в недрах, так сказать, вулкана, но вулкан этот сам время от времени давал о себе знать какими-то неожиданными выбросами не всегда приятно пахнущей информации, из которой становилось известно, что мэр наш выступает против той модели приватизации, через которую пропустили всю страну, что он не согласен то с одним, то с другим деятелем из президентского окружения, что своей самостоятельностью он постоянно вызывает раздражение у властей предержащих. Последний раз такой неожиданный всплеск информационной лавы возник, когда вдруг обнаружилось несогласие с мэром одного из его замов именно по мэрии (мэр у нас был един в двух лицах – он и градоначальник, он и премьер-министр городского правительства).
Несогласие это проявилось довольно неожиданно, и связано оно было с пресловутой Горбушкой, рынком, на котором чуть ли не добрый десяток лет традиционно торговали разнообразной электронной техникой, а также аудио-и видеопродукцией. Рынок этот, как многие рынки в Москве, возник стихийно вскоре после того, как на самой ранней зорьке новой российской истории президент Ельцин издал характерный для той эпохи размашистый указ, разрешающий частную торговлю всех видов, в том числе и на улицах города – везде, кроме, кажется, проезжей части. И тут же улицы столицы, особенно в ее центре, превратились в огромную барахолку, толкучку. Мимо Малого театра, мимо Исторического музея, мимо ГУМа и ЦУМа просто нельзя было пройти – на тротуарах вплотную друг к другу, плечом к плечу, стояли люди, предлагающие прохожим самый разный товар: и оставшиеся от умершего мужа брюки, и реквизированный на родном заводе инструмент, и «начелноченное» где-нибудь в Польше дамское белье, и прикупленные по оптовой цене сигареты или напитки и банки с закатанными огурцами и помидорами собственного урожая… Было такое ощущение, будто в эти многочисленные ряды встала добрая половина города… Мэр начал бороться с этими стихийными толчками чуть ли не с самого первого дня, пытаясь вогнать торговый бизнес тысяч и тысяч людей, весьма характерный для нашего дикого капитализма, в цивилизованные рамки. Может, потому что задача эта казалась невыполнимой в эпоху того самого дикого капитализма, никто как бы и не обратил внимания, что фактически идет война с президентским указом. Но потом все увидели, что мэр в общем-то прав, когда в специально отведенных городом местах появились палатки, прилавки, специально приспособленные для торговли транспортные контейнеры, – по крайней мере, эти импровизированные рынки начали утрачивать вид диких барахолок… Экзотическое смешение разрешенного и запрещенного породило свои торговые гибриды. Вот тогда-то и расцвела Горбушка. Здесь, к примеру, можно было купить новейший японский телевизор или магнитофон дешевле, чем в «законном» магазине, но зато безо всяких документов. Особенно расцвела здесь торговля контрафактными аудио-и видеокассетами. Солидные фирмы, приобретающие у держателей прав разрешение на тиражирование и торговлю, еще только создавались, а у частника уже вовсю шла торговля самыми последними новинками этого рынка. Дело доходило до того, что, скажем, фильм еще не дожил до своей премьеры в родных Соединенных Штатах, а на русском он уже вовсю продавался… Любители и собиратели могли здесь найти записи поистине коллекционные, издать которые у официально существующих фирм не хватило ни ума, ни желания. Фактически рынок проявил одно из лучших своих свойств: он был готов удовлетворить любую прихоть потенциального покупателя…
И вот в один прекрасный день мэр решил загнать этот рынок, который можно сравнивать со знаменитыми книжными развалами на набережных Сены, под цивильную крышу. И там, под этой крышей, срочно наладить борьбу с незаконной продукцией, лишающей немалых доходов и казну, и городской бюджет. Надо сказать, обывателя это решение не обрадовало: какая ему разница, законная или незаконная у него продукция в пользовании, если незаконная такого же качества стоит гораздо дешевле…