– Ну-ну… – без особого энтузиазма произнес министр.
Олег Константинович открыл свою папку и начал подробно посвящать министра в суть разоблачений оборотней в погонах. Вначале министр слушал с некоторой долей иронии. Потом снисходительная улыбка стерлась и внимание стало неподдельным. А когда речь зашла об одном руководителе с Петровки, министр не выдержал и стукнул кулаком по столу.
После чего удивленно воскликнул:
– Не понимаю! – и тут же возмущенно повторил: – Не понимаю, чего не хватало этому полковнику? Высокая должность, положение, приличная зарплата… – он тяжело вздохнул и вопросительно уставился на генерала.
– Я тоже пытался анализировать, как мог докатиться до такого падения участник военных действий, боевой офицер, орденоносец… – перечислил Богодановский.
– И что?
– По всей видимости, в экстремальных ситуациях в человеке включается природный инстинкт выживания вида. Если в человеке заложены такие качества, как любовь к Родине, к своему народу, то есть чувство долга и патриотизм, человек становится настоящим героем. А если в нем преобладает лишь тот самый инстинкт выживания и он вынужден совершить героический поступок, чтобы просто сохранить себе жизнь, то он не герой: судьба так распорядилась.
– Интересное наблюдение… – задумчиво проговорил министр. – В чем же разница?
– Казалось бы, и тот, и другой выстояли, людей сберегли, награды получили, а что в остатке? Один с гордостью носит награду, радуется тому, что не спасовал в самый трудный, можно сказать, смертельный, момент своей жизни, а другой затаил злобу на людей, на страну, на командование, злобу за то, что ему пришлось испытать животный страх. Нет, он никому не признается в этой слабости, но пред самим собой-то не скроешь правду. Вот и начинает человек злиться на вся и всех. Он гонит от себя мысль, что он – слабый, безвольный трус, случайно выживший в экстремальной ситуации. И вместо реальной оценки собственных ошибок начинает обвинять во всем других и думать о том, что выдержанное им испытание не оценено по достоинству. Такой человек сначала топит свое раздражение в алкоголе, потом, если злость и раздражение пересиливают, начинает искать пути возмещения, как он считает, моральных потерь.
– Судя по всему, эти выводы вы сделали не на одном полковнике, – заметил министр.
– Увы, товарищ министр, когда начинаешь всерьез копаться в прошлом каждого отщепенца, очень редко выясняется, что человек ошибся, просто оступился: чаще всего такие люди не только четко сознают свои деяния, но сами и планируют их…
– К таким отщепенцам нужно быть беспощадными: раскручивать на полную катушку! – жестко вставил министр.
– Для этого мы скрупулезно и разрабатываем каждого подозреваемого. Чего греха таить: иногда поступают и такие сигналы, когда донос приходит на порядочного офицера, для устранения конкурента. И нам приходится тщательно разбираться, очищать зерна от плевел… – генерал медленно закрыл папку, как бы ставя точку в своем докладе.
– Ты уж извини, Олег, что сорвался на тебе: под горячую руку попал, – примирительно проговорил министр. – Я отлично помню, что именно ты создал это ведомство, оно достойно работает все эти годы, и мне известно, сколько делается твоими сотрудниками, но… – он вдруг виновато поморщился: – Президент прав: нам нужна не кампания по отлову оборотней в наших рядах, а серьезная, целенаправленная работа в этом направлении, и каждый успех обязательно должен широко освещаться в печати…
– Мы постараемся, товарищ министр…
– Очень на это надеюсь, генерал! – министр перешел на официальный тон, и Богодановский встал, понимая, что аудиенция закончена.
Министр пожал на прощанье руку и тут же вызвал помощника:
– Валера, соедини-ка меня с Михайловичем…
– С каким Михайловичем? – не понял тот.
– Как с каким? – министр так удивился, словно для него других «Михайловичей» не существовало. – С Лужковым!..
* * *
Богодановский вышел из кабинета со странным ощущением. Конечно, при расставании министр был более дружелюбен, чем при встрече, но осадок от разговора остался. От тяжелых мыслей Олега Константиновича оторвал звонок телефона, номер которого знал самый узкий круг людей.
– Привет, сынок! – услышал он бархатистый голос своего бывшего коллеги еще по Комитету безопасности…
* * *
С генералом Богомоловым они сблизились в девяносто первом, когда тот, еще будучи полковником, взял на себя ответственность и, минуя своего непосредственного начальника, доложил Президенту о готовящемся против него заговоре.
Именно тогда, работая в другом управлении КГБ, он, тоже полковник, случайно оказавшись рядом, безоговорочно встал на его сторону и предложил свою помощь. В сложный момент, когда цена ошибки – твоя жизнь, такой поступок говорит о многом, и прежде всего – о порядочности человека.
Когда путч провалился и Богомолов занял кресло своего начальника, он, конечно же, не забыл о Богодановском и активно поддержал его идею создания Главного Управления собственной безопасности МВД. С тех пор они и дружат не только между собой, но и семьями: ни одно важное семейное торжество того и другого не обходится без их участия.
Наслышанные о теплых отношениях между ними, но не зная их корней, некоторые сотрудники уверены до сих пор, что их связывают родственные отношения. В заблуждения вводит и отчество генерала Богодановского, да еще и фамилии сходные: некоторые прямо спрашивали: не сын ли он Богомолова.
На что генерал с юмором отвечал:
– Да, сын! Константин Иванович родил меня в двенадцатилетнем возрасте.
Богомолов долго смеялся, когда Олег Константинович рассказал ему о столь нелепом предположении. С тех пор Богомолов к нему обращается не иначе как «сынок».
Олег Константинович заметил одну важную особенность своего друга: Богомолов мог неделями не давать о себе знать, но всегда объявлялся, когда на душе Богодановского «кошки скребли» и он нуждался в человеческой поддержке…
* * *
– Чего грустный такой? Или министр не очень ласково принял? – весело продолжил Богомолов.
– На себя больше злюсь, чем на министра! – выдохнул Богодановский. – По большому счету, он прав: вроде делаем много, а результатов либо не видно, либо они извращаются.
– Дорогой мой, не забывай, какое наследство досталось твоему шефу. Министерство столько лет разваливали, и в одночасье все исправить невозможно даже физически, я уж не говорю о кадрах, из которых многих, скорее всего, гнать нужно поганой метлой из органов, а не перевоспитывать, а новые не только искать нужно, но самим взращивать.
– Ты, как всегда, прав, Константин Иванович, – тяжело вздохнул Богодановский. – Но мне от этого не легче, хотя и спасибо на добром слове.
– Доброе слово и кошке приятно, но, как говорят на Кавказе, не можешь реально помочь – не давай советов!