— Моя история невеселая. Отец нашел меня в приюте ГУЛАГа. Мама при родах умерла. Отец, вернувшись в Эстонию, ее в живых уже не застал. Я свою маму никогда не видел. Наверное, наши Боги так решили, потому что все женщины нашего рода умирают, дав жизнь ребенку.
— Твою маму звали Верой?
— Конечно. Каребин не менял имен. Я разрешил ему это.
— А как ты оказался в ГУЛАГе?
— Меня годовалым малюткой выкрал с эстонского хутора Шульц. Они хотели на меня как на приманку выманить отца, и им это удалось. Они ненавидели папу, потому что он не допустил Стерна на тибетский престол. Тот вошел с вооруженным отрядом в Лхассу и, собрав совет лам, выложил перед ними два царских камня.
Ламы взяли их в руки и рассмеялись. Оба камня оставались холодными. И хоть они как две капли воды походили на настоящие, на деле это были фальшивки. Стерн на яхте подпоил отца снотворным и выкрал их. Но отец специально для этого и заказал копии. Ламы с позором изгнали Стерна из Лхассы, а большевистский отряд, который он привел под видом экспедиции, разбил английский десант. Так ничем и закончился этот красный поход на Тибет.
— А за что ты ненавидишь Абакина? Убил Каребина и Рачевскую совсем другой человек.
— Это уже новая история. Когда отца арестовали, Сталин казнил всех тех чекистов, которые затеяли игру со Стерном. В подземном коридоре Лубянки папа встретил Глеба Бокия. Оба они были телепаты, и Бокий узнал сына человека, который предсказал ему страшный конец. Бокия на другой день расстреляли. Стерну Ежов, по указке Сталина, приказал вернуться. Но Стерн тоже был телепатом и знал, что его ждет в Москве. Он испугался, успел купить себе имение на склонах Гималаев и трясся там каждый день за свою жизнь. Стерн подписал в завещании все свое имущество Сталину. Но он остался без американских небоскребов и всего капитала, еще не успев умереть. Все его движимое и недвижимое состояние приобреталось на подставных лиц, а это были агенты ОГПУ-НКВД. У Стерна все отняли, но он думал, что сможет уцелеть, как Троцкий в Мексике. До Троцкого рука Сталина дотянулась, и через неделю после удара ледоруба к престарелому Стерну пришел эмиссар Берия.
— Ты будешь жить, если под крышей твоих мно гочисленных фондов и обществ развернется агентура Лубянки, — сказал он.
У Гуру не было выбора. Он согласился и умер своей смертью. Сам Стерн ЧК был больше не нужен, им хватило его имени, которое они за свои кровавые деньги сами и создали. Но при этом даже дети Стерна боялись посещать Россию. Юлик и Ваня не верили, что их не тронут, и только внук недавно явился.
— Ты не ответил на мой вопрос. Убил писателя и его издательницу Деев. За что ты ненавидишь Абакина?
— Деев оказался случайным убийцей. Рассказывая сюжет Каребину, я не мог предвидеть, что охранником его издательницы работает бывший палач отца. Тимур Сабсанович своей волей уничтожил эту мразь. Семен Деев испугался, что правду о родителе прочтут сотни тысяч людей, и взялся за оружие. Его можно понять, он защищал честь семьи. Абакин же испугался за свой карман. Как и все руководители сект Стерна, он понимает, что правда о Святославе Альфредовиче станет концом сытой и приятной жизни. В Университете Стерна про меня узнали, когда Каребин только принес заявку на роман в издательстве. У них везде свои люди. За мной началась охота. Папа оставил мне один настоящий царский камень. Второй был у Стерна. Чтобы никто не мог претендовать на престол Тибета, отец загипнотизировал Гуру, тот и выбросил свой камень в море.
Мальчишки Абакина пробрались в мой дом, все перевернули, сперли множество бесценных документов и в том числе камень. Для меня этот камень — святая память. Догадываясь об этом, Абакин положил камень в коробку со взрывчаткой и под видом посылки поставил мне под дверь. Я чувствовал опасность, но из коробки струился жар камня, я распечатал ее, и механизм сработал. Мне оторвало обе кисти рук, и я лишился зрения. Но Абакин не знает, что часть коробки, где его рукой написано мое имя, сохранилась. Ты получишь ее в качестве вещественного доказательства, и ему не отпереться.
Слава поднялся, вышел из кабинета и заглянул в маленькую гостиную. На круглом столе, покрытом атласной скатертью с восточными узорами по краям, лежала обгорелая коробка. На куске рваного обуглившегося картона отчетливо проступала надпись, начертанная синим фломастером: «Сабсану Тимуровичу Карамжанову». Слава взял кусок обгорелого картона, убрал в свой кейс и уже хотел направиться к выходу, как его остановила маленькая фотография на стене.
Синицын вгляделся в лицо молодой женщины, и ему показалось, что это лицо имеет сильное сходство с его матерью.
— Кто это? — спросил Слава.
— Просто женщина, ответил Сабсан и посмотрел сквозь него своими глубокими невидящими глазами.
Синицын кивнул и вышел из квартиры. Уже сидя в метро, он понял, что не знает, откуда и куда едет. Но в репродуктор объявили его станцию, и молодой человек вышел.
— Почему так поздно?! — воскликнула Вера Сергеевна, открывая сыну дверь.
— А сколько сейчас времени?
— Пусик, с тобой все в порядке? Сейчас первый час ночи. Лена ждала, ждала и уснула. Ты уж ее не буди. Вы завтра в десять идете в загс подавать заявление.
— Первый час? — изумился Слава.
— Конечно, Пусик, уже ночь. Ты хотя бы позвонил…
— А какой сегодня день?
— Что с тобой, Пусик? После полуночи уже четверг.
Слава прошествовал на кухню, уселся за стол и поглядел на часы. Мать его не обманывала, стрелки показывали двадцать минут первого.
— Мы тебя ждали ужинать. Хотели отметить звание. Лена столько всего наготовила, а тебя нет…
— Мама… — И Синицын пристально поглядел Вере Сергеевне в глаза. — Тебе ничего не говорит имя Сабсан Карамжанов?
Женщина вздрогнула, руки у нее задрожали и она убежала из кухни. Слава последовал за матерью и застал ее сидящей возле постели. Вера Сергеевна плакала.
— Мам, в чем дело? Ты знала этого человека?
— Он мог быть твоим отцом.
— Почему ты мне никогда о нем не говорила? — спросил Слава.
— Сыночек, я не хотела. Это был очень добрый и очень благородный человек.
Я полюбила его и чувствовала, что и он меня очень любит. Мы полгода встречались, и я уже надеялась, что Сабсан сделает мне предложение. Но вместо этого он явился с огромным букетом роз и предупредил, что я его больше не увижу. Он тогда очень страшные слова произнес. Я их и сейчас помню. Он сказал, что все женщины в его династии умирают после первых родов. «Я твоей смерти не хочу. Поэтому ухожу навсегда». А через год я познакомилась с твоим папой. Мы поженились, а остальное ты знаешь…. Твой папа погиб в тот же день, когда ты родился.
В четверг двенадцатого июля в тринадцать пятьдесят капитан Синицын стоял на Кузнецком мосту и отслеживал пешеходов. Он ждал разведчика Гришу и каждые две минуты поглядывал на часы. Слава однажды уже встречался здесь с работником ФСБ и не раз краснел, вспоминая свою стычку с его шофером. Черный лимузин Ивана Ивановича молодой человек запомнил на всю жизнь. Он на всякий случай обвел взглядом припаркованные к выставочному залу машины и замер. Черная «Вольво» с тремя семерками в номерном знаке стояла точно на том же месте, где и прошлый раз. Тонированные стекла не давали возможности разглядеть водителя, но Слава не сомневался, что за рулем иномарки сидит круглолицый хам с мясистыми ушами.