Он морщился, стучал кулаком по своей ладони, пробовал разговаривать жестами, но его не понимали, а только по-приятельски посмеивались и жестами успокаивали, мол, не волнуйся, парень. Всякое в жизни случается.
Наконец Саша понял, что окончательно устал. Он показал жестами, что хотел бы где-нибудь прилечь. И старый Хельмут охотно проводил его в носовой кубрик, где уложил на свою койку и заботливо прикрыл толстым пуховым одеялом.
Потом старик сделал затяжку из трубки, выдохнул и посмотрел на спасенного. Тот крепко спал.
Хельмут вернулся в каюту, сообщив, что парень в порядке, и предложил сделать по глотку за его здоровье.
— Когда суббота кончается добрым делом, — сказал он наставительно, — значит, мы живем правильно.
1
Утром в аэропорту Франкфурта произошла случайная встреча, не имевшая, впрочем, опасных последствий для ее участников. Хотя, знай они заранее друг друга, очень даже неизвестно, чем могло бы кончиться это знакомство.
В маленьком кафе, за столиком сидел симпатичный пожилой человек, похожий на артиста Смоктуновского, и пил пиво. Большой лоб с залысинами, внимательные, немного печальные глаза, сеточка морщин на висках, уголки рта скорбно опущены. На нем был великолепный костюм-тройка цвета маренго с легким голубоватым отливом, голубая рубашка и темно-синий галстук-бабочка.
Молодой человек, ростом под сто девяносто, с широкими, немного покатыми плечами, который подошел к его столику, держа в руке новенький кейс, разукрашенный блестящими наклейками, был рыжеволосым и, как это чаще всего случается, голубоглазым.
«Действительно, какая причуда природы, — подумал пожилой человек, — почему-то у рыжих голубые глаза. А у блондинов — серые. А вот синеглазые брюнетки — так вообще чистый подарок…»
Молодой человек обратился к нему на хорошем немецком языке, попросив разрешения присесть за его столик. Пожилой благодушно кивнул. Тут же подошедшему официанту молодой человек заказал чашечку кофе. Эспрессо.
Плащ свой он повесил на спинку стула, а похожий на рождественскую игрушку кейс поставил между ног.
«Наш, русский», — определил пожилой.
— Извините, — мягко обратился он к молодому человеку, — вы из России?
— Да, — охотно кивнул тот. — Только что прилетел.
— Вот как, — покачал головой пожилой. — И какая у нас нынче погода?
Молодой человек увидел примерно такой же, как у себя, плащ пожилого, небрежно брошенный на соседний стул, и улыбнулся, показав на него пальцем:
— Так, конечно, можно ходить, но недолго. Здесь, я вижу, гораздо теплее… А вы, простите, уж не в Москву ли собрались?
— Вы угадали… — И поинтересовался в свою очередь: По делам? Или так, отдохнуть?
— И то, и другое, — принимая от официанта маленькую чашечку, ответил молодой человек — А вы русский? Давно здесь живете? Или проездом?
Пожилой пожал плечами, из чего можно было сделать любой вывод: и да, и нет.
В это время приятный женский голос объявил по радио: «Господина Грязнова, прибывшего рейсом из Москвы, приглашаем подойти к справочному бюро номер семь». Молодой человек вскинул голову, словно хотел узнать, откуда прозвучал этот мелодичный призыв, затем встал, положил рядом с чашечкой пятимарочную монету, и, взяв свои вещи, слегка склонил голову в поклоне:
— Благодарю вас. Всего вам доброго.
«Грязнов… — нахмурился пожилой человек, и лицо его сразу приняло жестокое, даже хищное выражение. — Откуда знаю эту фамилию?.. Пять марок за чашку кофе — ишь ты, шикует, фраер…»
Тот же голос из радужной сияющей высоты сообщил, что объявляется посадка на московский рейс… пассажирам следует пройти…
Уже устраиваясь в кресле и защелкивая на себе привязные ремни, он, конечно, вспомнил: «Грязнов! Рыжий мент! Дружок того, который вчера ночью нырнул рыб кормить… Постой, тот же старый уже, а этот?.. А, черт их разберет…» И элегантный пожилой мужчина, похожий на знаменитого киноартиста Смоктуновского, ногами задвинул поглубже под кресло старый кожаный портфель, в котором он вез в Москву десяток магнитофонных кассет с записью допроса покойного «важняка» Турецкого…
2
Проснувшись, Саша не сразу сообразил, где он находится. Было ощущение, что его заперли в небольшом сундучке, где и ноги-то вытянуть толком невозможно. К тому же сундучок еще и покачивался, поскрипывал. В полуоткрытом люке над головой был виден краешек серого неба. Дышалось легко, воздух был на вкус слегка горьковатым и пах свежей мокрой зеленью.
Неожиданно крышка люка вскинулась, и в проеме показалось лицо, будто нарисованное художником для детской книжки про пиратов. Лицо было коричневым, под цвет того дерева, которым был обшит сундучок. Низко на лоб надвинута фуражка с примятой белой тульей и потускневшим золотым якорем и подстриженная седая шкиперская борода, обрамлявшая нижнюю часть лица, подтверждали первое впечатление. Усов не было, а вот изо рта воинственно торчала короткая прямая трубка. Светлые, выцветшие от солнца глаза — смеялись!
— Ну и здоров же ты спать, парень! — по-английски сказал пират.
Саша вскочил, едва не стукнувшись теменем в тесном пространстве. Старик показал рукой: выходи! Саша тут же наполовину высунулся из люка и увидел, что находится на палубе судна, связанного с сушей хлипкими сходнями, а вокруг была вода. Судно легко покачивалось. Было не холодно, но ветрено. Пронзительно кричали взмывавшие над водной гладью чайки.
Вслед за стариком Турецкий прошел в кают-компанию, так, наверно, должно было называться это просторное помещение, обшитое лакированным деревом темно-красного цвета. За круглым столом сидели еще трое таких же пожилых людей, которые приветствовали появление Турецкого вежливыми наклонами головы.
Уже через десять минут Саша знал о себе буквально все. И эта информация, наложенная на какие-то размытые, несколько странные его собственные воспоминания и ощущения, наконец-то прояснила для него истинную картину событий.
Да, теперь он уже мог сказать себе со всей ответственностью: повезло ему так, как просто не бывает в жизни. Вероятно, в одной точке сошлись некие взаимоисключающие силы, каждая из которых определенно вела его к гибели, но их столкновение вызвало совершенно противоположную реакцию. И вот результат — он жив и… даже в общем-то здоров, если не принимать во внимание непонятную ноющую кашу во рту, сизую ссадину на правой скуле и варварски разодранный рукав такого хорошего еще недавно, можно сказать, американского пиджака. Ни документов, ни денег, разумеется, у Турецкого тоже не было. Как не было еще и окончательной ясности, что теперь делать и с чего начинать.
Пока, чтоб не терять времени зря, Турецкий с помощью благожелательных стариков постарался привести свою одежду в более-менее пристойный вид, хотя после допроса, катания в багажнике и купания в Майне вид у костюма был, мягко выражаясь, мало симпатичный. Как мог, Саша привел его в порядок, пошарил на всякий случай по карманам и, естественно, ничего не обнаружил.