Майор снял ботинки и в носках подошел к повешенному.
— Так… доктор нам уже не поможет, — мрачно сообщил он, словно обращаясь к покойному, и вернулся к двери.
— Вызывай дежурную группу, Володя. И еще личная просьба к тебе…
— Слушаю, Александр Борисович, — почему-то снова перешел на официальный тон Володя.
— Пока бригада не приехала, сделай милость, допроси соседку…
— Нет вопроса, а… А ты что?
Турецкий поморщился от того, что, к сожалению, в данный момент ничего не может объяснить толком этому славному парню. Можно было бы, конечно, сказать ему, что перед ними наверняка имитация самоубийства и надо бы подойти к месту осмотра происшествия именно с этой точки зрения, но… Рано. Вместо этого он попросил Володю сообщить о случившемся его начальнику, то есть Юре Федорову, с тем чтобы тот, если сочтет нужным, позвонил Меркулову. Впрочем, с последним можно и не торопиться: ничего ж теперь не изменишь, а нервы надо иногда жалеть, даже когда они не твои, а начальства. Показалось, что Володя все прекрасно понял: не надо никуда торопиться. Тем более что явный провал в общей операции. Значит, хвастаться сейчас нечем, а по шее схлопотать всегда успеешь…
С тем Турецкий отбыл в направлении аэропорта Шереметьево. Оставалась последняя зацепка, имя которой было Геннадий. Или Гена. Изображенное на пальцах правой руки.
5
Время для посещения Шереметьева он, конечно, выбрал не самое удобное, середина воскресного дня — не лучшие часы для таксистов в аэропорту. Главные «денежные» рейсы прибывают по утрам. В середине дня наблюдается затишье. Поэтому, отыскав себе с трудом место для стоянки, Турецкий немного покемарил за рулем: устал, да и весь сегодняшний сон уложился в тридцать пять минут поездки на метро к Мефодьичу.
Когда он проснулся, перед зданием порта уже выстроилась вполне приличная вереница «такси» без всяких опознавательных знаков. А сами «таксисты» кучковались у входа, возле раздвижных прозрачных дверей в ожидании подходящих клиентов. Пора было выбираться в народ.
Вразвалочку, руки в карманах, в грязновской кепочке, сдвинутой на затылок, Турецкий подошел наугад к одному из «извозчиков» — молодому белобрысому пареньку в синей бейсбольной шапочке с надписью «Калифорния».
— Подкинешь в центр?
Белобрысый смачно сплюнул, глядя на свое отражение в стеклянной двери, и после продолжительной паузы, во время которой он, надо думать, размышлял: стоит или нет принимать предложение, лениво процедил:
— Валюта есть?
— Дойчемарки, — небрежно хмыкнул Саша и тоже сплюнул. — Сколько?
Но тут к «бейсболисту» подвалил некто усатый, что-то шепнул на ухо, и белобрысый тут же слинял, не успел Турецкий и глазом моргнуть.
— У тебе марки? — с наглым кавказским акцентом спросил новый «таксист» и посмотрел в упор выпуклыми блестящими глазами. — Па-ка-жи!
— А куда торопиться? — возразил Саша. — Вот встречу приятеля из Германии, у него и будут марки. А потом мы с ним в центр махнем. На Фрунзенскую, понял, друг любезный? А тебя, кстати, случайно не Геннадий зовут? — спросил просто так, может, он знает.
— Ага, — равнодушно махнул тот ладонью, отходя, — Хрынадый!
— Ну и хрен с тобой, — буркнул Турецкий себе под нос. Этот «товарищ» явно для душевной беседы не подходил.
Погуляв вдоль фасада зала «прилета», он выбрал в ряду стоящих автомобилей один, за рулем которого сидел определенно таксист, и со стажем. Это был солидный дядька, который читал «Литературную газету». Подошел к его открытому окну.
— День добрый, отец.
— Привет, коли не шутишь, — ответил он и снял очки.
— Скажите, папаша, вы здесь не знаете такого Геннадия? Он небольшого роста, худенький и с усиками. В такси работает.
— А на кой он тебе сдался, сынок? — с иронической ухмылкой протянул «отец».
— Деньги я ему должен, — обрадовался Турецкий завязавшемуся разговору. — А адрес мужика потерял, пока в город ехал.
— Откуда ехал-то?
— Да из Смоленска, — сказал первое, что пришло в голову.
— Это что ж, специально чтоб долг отдать? Такой агромадный? — засмеялся он, и стало понятно, что туфте этой он ни чуточки не верит.
— Да не, что вы, батя, — продолжал разыгрывать простака Турецкий. — Нынче-то пришлось по делам. А меня золовка просила найти этого Геннадия.
Откуда-то, как черт из банки, снова возник белобрысый «бейсболист».
— Чего ему от тебя надо, Васильич?
— Да вот, приехал человек из Смоленска, ищет Геннадия-шофера, чтоб, значит, долг ему отдать. Ты про такого знаешь?
— А чего не знать? Конечно! Он толстый такой, на грузовике ездит.
— Не-е… — возразил Саша. — Геннадий — худой и с усиками. Вот такой, — показал он ладонью примерно на уровне своей груди.
— Такого не знаю, — покачал головой белобрысый.
— Ну что ж, тогда пойду приятеля из Германии встречу, а потом посмотрим…
— Эй, смоленский! — крикнул «бейсболист» вслед. — А ты ему много денег-то задолжал? А то давай, я найду его и отдам, а? — И он заржал, очень довольный своей остроумной шуткой.
В туалете Саша снял куртку и кепку, намочил и пригладил волосы и направился в справочную «Аэрофлота». Очень симпатичная девица с изящной фигуркой и точеным личиком объяснила ему, что списков прилетающих пассажиров у них нет, но в Берлине представителем их фирмы работает ее хорошая знакомая, и предложила погулять, пока она с ней свяжется. Недолго, минут десять — пятнадцать.
Саша поболтался по залу, выпил в буфете стакан минералки, купил в ларьке смешного слоника для Нинки, снова подорвав свой из без того хилый бюджетец, основательно подчищенный Мефодьичем, хоть тот сегодня обошелся с клиентом очень даже по-человечески. Но… Он понимал, что мы лишь предполагаем, а Бог, как известно, располагает. Словом, подойдя через некоторое время к справочной, Саша увидел приятную улыбку милой девушки.
— Быстренько давайте мне ваш факс, — с ходу сказала она.
— Что?! — ничего не понял Турецкий.
— Мне нужен номер вашего телефакса, — стала объяснять она. — И на него моя подруга передаст вам список пассажиров рейса из Берлина. Понимаете?
— Ах, ну конечно! — Он так и рассыпался в благодарности. Потом продиктовал красотке номер факса Генеральной прокуратуры.
Но ведь сюда летят не только аэрофлотовские машины. Есть еще «Люфтганза», есть другие компании. Представителя «Люфтганзы» Турецкий отловил довольно скоро, увидев в одном из коридоров высокого беловолосого, явного немца, со значком фирмы на пиджаке. Убедившись, что он может понимать и даже говорить по-русски, Саша предъявил ему удостоверение прокуратуры и объяснил свои трудности.
Тот молча выслушал, не выдавая своих чувств ни словом, ни жестом, и заявил с несколько жестким акцентом: