Предположение Софронова о том, что литий мог уходить прямо из цеха, выглядело просто абсурдным. Турецкий спросил:
— А не может кто-нибудь из рабочих сунуть несколько ампул в карман и вынести с завода?
— Совершенно исключено, — ответил главный инженер. — Во-первых, вся продукция регистрируется компьютером. Во-вторых, даже если и сунет в карман, вынести все равно не сможет.
Он объяснил: при выходе из отделения после смены все оставляют свою рабочую одежду в специальной раздевалке, затем проходят в душ, а уже из душа — в другую раздевалку, где в шкафчиках висит то, в чем они пришли на работу. Раз в полгода вся спецура сжигается в термической печи, а рабочим выдают новую.
— Сжигается — зачем? — не понял Турецкий.
— Золотые и платиновые пары, пыль. Скапливаются в порах ткани. При сжигании отделяются.
«Значит, брали уже со склада готовой продукции», — утвердился Турецкий в своем убеждении. Это была конечно же неучтенка. Как могла неучтенная продукция просочиться через электронный контроль, об этом он тоже догадывался. Пришлось однажды столкнуться с подобным случаем: первичные данные о количестве продукции уже в памяти компьютера подменялись другими, заниженными. Значит, того или тех, через кого уходил литий (да и не только и даже не столько литий, сколько платина или золото — вот лакомый кус), нужно было искать среди начальства — в среднем и в высшем звене.
Попутно Турецкий выяснил, что главным инженером АОЗТ «Кедр» Юрий Сергеевич работает недолго, всего два года, а до этого был в Норильске, в концерне «Никель», дошел до начальника цеха. Там его и приметил Барсуков, прилетавший в Норильск по делам, и переманил хорошей квартирой, зарплатой и климатом.
— Не жалеете? — поинтересовался Турецкий еще во время экскурсии, где-то между разделительной плавкой и рафинированием.
Главный инженер неопределенно пожал плечами:
— Не знаю. Климат здесь, конечно, не сравнить с Норильском. А вообще… Не знаю, — повторил он.
— Что-то не нравится?
— Ну, все и не может нравиться, — ушел главный инженер от прямого ответа.
— А кто был до вас? Отправили на пенсию?
— Нет. До пенсии ему было еще лет десять. Утонул. На Байкале. Говорили: попал в шторм. Поехали порыбачить…
— Мы занимались этим делом, — вмешался в их разговор Мошкин. — Моторку нашли, прибило к берегу, а людей — нет, унесло течением. Дело закрыли, хотя неясности были.
— Какие?
— Ну хоть бы взять то, что заядлым рыбаком он никогда не был. Даже не удил в Ангаре. А тут вдруг — на самый Байкал. А второе что — поехал с двумя, которых жена не знала. Сказал — с завода. А на заводе никто с ним не ездил. А кто был с ним — так мы и не узнали. Были неясности, были.
Юрий Сергеевич, как показалось Турецкому, слушал Мошкина с каким-то обостренным интересом и даже словно бы с внутренним напряжением. Он промолчал, хотя Турецкий был уверен, что ему есть что сказать.
И теперь, возвращаясь с экскурсии по заводу, он решил зайти с другого конца.
— Как, по-вашему, кто станет генеральным вместо Барсукова?
— Татарин, — не задумываясь, ответил главный инженер. — Первый зам, Важнов. Его Татарином все на заводе зовут. За глаза, конечно.
— А первым замом?
— Коммерческий директор, — последовал такой же уверенный ответ.
— А коммерческим директором?
— Начальник отдела сбыта. Это все одна команда.
— А начальником отдела сбыта?
— Не знаю… Найдут кого-нибудь. Свято место пусто не бывает.
— А это место — свято? — спросил Турецкий.
Главный инженер внимательно на него посмотрел и кивнул:
— Да.
Турецкий взглянул на часы:
— Уже четверть второго! Мои не спешат?
Главный инженер тоже посмотрел на свои часы:
— Нет, правильно.
У него был не «Роллекс». Что-то вроде «Сейки». Хорошие часы, не из дешевых, но совсем не «Роллекс». И Турецкий решился спросить напрямую. И спросил:
— Я вижу, вас что-то тревожит. Не поделитесь? Может быть, легче станет?
Главный инженер помедлил с ответом. Потом сказал:
— Был с полгода назад один случай… не выходит из головы. Один слиток золота вышел с брачком — с маленькой раковинкой. Мастер спросил: переплавить? Я посмотрел, решил: сойдет, раковинка еле заметная. Сказал: отправляйте на склад. На другой день один покупатель, он большую партию брал, потребовал сделать еще один анализ. Хотел убедиться, что золото — действительно, как мы говорим, четыре нуля, всего 0,0001 — одна десятитысячная доля примесей. Я и решил: вот этот слиток и возьмем, а потом переплавим. Но…
— Этого слитка на складе не было? — угадал Турецкий.
— Да.
— А кому-то другому не могли продать?
— Нет, других клиентов не было, ни одного.
— Понятно…
— Вы думаете, за этим что-то есть?
— Пока не знаю, — ответил Турецкий. — Как говорит мой знакомый патологоанатом: вскрытие покажет.
— А вскрытие будет?
— Думаю, этого не избежать. Может быть, не завтра, но обязательно будет. Вы никому об этом случае не рассказывали?
— Никому. Только вот вам.
— И не рассказывайте, — посоветовал Турецкий. — Спасибо за откровенность. А теперь познакомьте нас с начальником отдела кадров.
— У нас не начальник — начальница.
— Тем лучше, — сказал Турецкий. — Попробую ее обаять.
Главный инженер усмехнулся:
— Ее обаяешь!..
Начальнице отдела кадров было за сорок, она словно бы не вмещалась в изящный синий костюмчик и с виду была неприступной как танк. Для начала Турецкий попросил показать список всех руководителей завода и внимательно его просмотрел: не было ни одной прибалтийской фамилии. Может, этот Антон Романович работал раньше, а теперь уволился?
Турецкий начал издалека — с самой больной темы для любого кадровика:
— У вас большая текучесть кадров?
— А с чего ей большой-то быть? — ответила, будто огрызнулась, кадровичка. — Зарплаты у нас хорошие, даже по нынешним временам. Раз в квартал — дивиденды с акций. Обеды бесплатные, из трех блюд. Кто из Иркутска ездит — «Икарус» для тех ходит, к смене и со смены. Тоже бесплатно. От нас и в ранешние времена не шибко бегали, а сейчас и подавно. Работа, говорили было, не волк в лес не убежит. Э! Убежала! Сейчас народишко за свое место зубами держится!
— А из руководящего состава кто-нибудь за последние два-три года уволился?
— А вам-то зачем это знать?
— Вы умеете хранить служебную тайну? — спросил Турецкий.