— Входите! — позволил начальник райотдела.
В кабинет заглянул дежуривший по отделу лейтенант:
— Товарищ майор, там к товарищу следователю из Москвы посетитель просится. Говорит, что по делу Колбина.
Майор вопросительно взглянул на Турецкого. Тот кивнул.
— Пусть заходит.
Милиционер скрылся, через минуту вместо него в дверях выросла долговязая и, казалось, нескладная фигура мужчины, одетого, впрочем, со вкусом. Увидев аж троих служителей закона, он слегка растерялся, поэтому не сразу сказал общее «здравствуйте».
Кроме майора, двое в кабинете были облачены в штатскую одежду. Мужчина попытался самостоятельно определить, кто из двоих москвич. И достаточно быстро угадал, подошел к Турецкому, слегка поклонился и представился:
— Я Лисовский Александр Андреевич.
— Александр Борисович Турецкий.
— Очень приятно, — проявил вежливость Лисовский и, повернувшись к молчащим свидетелям состоявшегося знакомства, извинился: — Прошу прощения, господа, мне бы хотелось побеседовать с Александром Борисовичем с глазу на глаз.
— Однако! — буркнул Сергеев.
— Вы меня не так поняли, — неожиданно мягко улыбнулся Лисовский. — Я не предлагаю вам уйти, я прошу разрешения на время забрать господина Турецкого из вашей компании.
Турецкий встал, ободряюще махнул рукой:
— Забирайте, коли для пользы дела.
— Можете пойти в бывшую ленинскую комнату, — предложил начальник райотдела. — По коридору направо, теперь кабинет под номером восемь. Я предупрежу, чтоб не беспокоили.
— Спасибо, — сказал безукоризненно вежливый Лисовский, так не похожий на современных коммерсантов.
— Идите, Александр Андреевич, — сказал ему Турецкий. — Я через минуту буду.
Когда за Лисовским закрылась дверь, Турецкий спросил:
— Ну что скажете?
— Иди послушай, — посоветовал Сергеев. — Не иначе тихоня хочет от себя подозрение отвести. А как его по-другому отведешь? Только если перевесить на другого.
— Я тоже так думаю, — согласился Турецкий. — У меня просьба будет к тебе, Миша. Позвони в Челябинск своим ребятам, отряди кого-нибудь дотошного, чтоб проверили в аэропорту всех, кто вчера, позавчера и сегодня улетал из города. А затем то же самое пусть посмотрит за день до убийства и в первой половине черного дня. Вдруг кто-то засветится в обоих рейсах…
— Мысль понятна, немедленно свяжусь.
3
Турецкий уселся за стол напротив Лисовского и пригласил того к разговору:
— Готов слушать вас, Александр Андреевич.
Лисовский помялся.
— Не знаю, с чего и начать…
— Есть два варианта: начать либо с начала, либо с самого, на ваш взгляд, главного.
— Вы правы, с главного. Можете верить, можете не верить, но в фирме, где я работаю коммерческим директором, именно я знаю меньше всех о том, что делали под крышей «Тонуса» Колбин и Тузик.
— Но ведь все документы проходили через ваши руки, не так ли?
— Не совсем. Мое дело — обеспечивать хоть как-то легальную сферу интересов фирмы.
— И тем не менее не могу поверить, что о других делах руководителей «Тонуса» вы ничего не знали.
Лисовский сокрушенно кивнул:
— Кое-что знал…
— Что, например?
— Вот видите, вы уже допрашиваете меня! Правду жена говорила, мне теперь за всех отдуваться!
— Я что-то не понял, Александр Андреевич, вы по какому, собственно, делу пришли? Меня интересует пока лишь убийство ваших начальников, а не деятельность «Тонуса». Если по этому делу вам есть что сказать, будем говорить, если нет, не обессудьте…
— Хорошо, я, видимо, не с того начал. Понимаете, я догадывался, что Колбин уголовный авторитет, но не знал, что настолько масштабная личность. Сейчас по поводу его гибели созывается воровской съезд…
— Что ж, дело обычное, — решил заполнить возникшую паузу Турецкий. — Смерть вора в законе — веский повод для собрания.
— Я прошу вас, Александр Борисович, никому не сообщайте о предмете нашего разговора! Уже того, что я сказал, хватит наверное, чтобы воры меня приговорили.
— Вы преувеличиваете. Ничего вы еще не сказали…
— Но скажу, потому и предупреждаю. Из-за опасения, что здесь полно сыскарей, съезд намечено провести в Москве.
— Когда и где?
— Не знаю пока. Дело вот в чем: меня туда вызывают, а я никакого отношения к ним не имею, понимаете?! Не то что несудимый, в вытрезвителе ни разу не ночевал! Что я там буду делать? Они же меня загрызут!
— С чего вы взяли?
— Надо же им кого-то стрелочником сделать! Спросят, почему Колбин пошел на дачу к Тузику без охраны. Куда, спросят, смотрел? А Фрол меня не воспринимал как личность, так, мелкий фраер, прилипший к большим делам.
— Овладели спецлексикой, — улыбнулся Турецкий.
— Так ведь с кем поведешься…
— Мне кажется, ваши страхи напрасны, Александр Андреевич. Они же не дураки, воры.
— Хотелось бы верить, но Секач говорит другое.
— Кто это — Секач?
— Молодой человек, претендующий на престол Фрола Колбина, его полноправный наследник.
— Разве у Колбина есть дети?
— Он наследник не по крови, а за выслугу. Про Секача пока никто не знает, кроме нас с вами…
И Лисовский рассказал следователю все, что сам знал о секретном отбойщике Фрола Колбина Геннадии Боброве, даже про половину монеты не забыл упомянуть. А закончил рассказ так:
— …Секач собирается ехать со мной в Москву. Молодой, горячий, болтливый, выпил у меня полбутылки коньяку, раздухарился, стал кричать, что, если на него московская братва наедет, за то, что убийц проморгал, он меня отдаст на заклание, потому что ему кровь из носу надо в регионе хозяином стать. Ну и какое у меня после этого должно быть настроение? Я поехал бы на тот сход, отчитался, послушал, может, зацепка какая-нибудь про убийц нашлась бы. Фрол, Бог с ним, он рано или поздно умер бы не своей смертью. А директора жалко, ни за что претерпел.
— Так уж ни за что? Хорошо небось зарабатывали?
— Ну-у… — неопределенно протянул Лисовский.
— На одних тренажерах столько не заработаешь, так ведь?
— Нет, — согласился коммерческий директор.
— Я слышал даже такое предположение: вся эта структура, в которой и вы имеете честь состоять, создана только для того, чтобы легче было за рубеж стратегические материалы переправлять.
— Да что вы?! — всплеснул руками Лисовский. — Что вы?! Это же риск какой! Зачем он директору завода, если он и так неплохо живет?