Как Кузьмин и предполагал, в бетонной ограде имелись вторые ворота. Собственно, даже и не ворота, а просто скрытый выезд на зеленую лужайку, напоминавшую заросшую лопухами деревескую улочку. Слева, метрах в десяти от ограды дачи Никольского, тянулся старый, с облупившейся зеленой краской забор, за которым виднелись какие- то деревянные строения барачного типа со множеством пустых оконных проемов. Скорее всего, здесь когда-то был пионерлагерь. Пробравшись сквозь дыру в ветхом заборе на территорию, а это действительно был когда-то пионерлагерь, вон у дальних ворот две гипсовые фигуры пионеров с горнами еще остались, Василий тщательно оглядел пустые корпуса, широкий плац между ними с мачтой для подъема флага и вошел в одно из помещений, расположенное как раз напротив ограды дачи Никольского. В комнате с ободранными обоями и загаженным, как обычно в таких случаях, потом, он отошел к дальней стене, достал из внутреннего кармана куртки складной портативный бинокль и стал внимательнейшим образом рассматривать бетонную ограду напротив. Вскоре он зафиксировал не замеченный ранее глазок телекамеры в развилке сосны, направленный вдоль ограды. Что же касается тайного выхода, то никаких следов от автомобильных колес Василий не обнаружил. Возможно, им еще не пользовались, а держат для крайней нужды. Ну ладно, а если настала она, эта крайняя нужда, то что? Видимо, бетонный блок по команде поворачивается на верхних петлях в горизонтальной плоскости, открывая автомобилю незаметный и быстрый выезд на этот пустырь, и далее вдоль лагерного забора, мимо гипсовых пионеров прямо на улицу, ведущую к железнодорожной станции. И там, — знал то, что надо, Василий Кузьмин, — пятьсот метров до переезда и — на трассу из Быковского аэропорта в Москву, к новой Рязанке. Все просто.
Кузьмин выбрался из корпуса и под его прикрытием вернулся в лес.
Он хотел было пройти к станции напрямик, через этот лесок, но какое-то интуитивное чувство подсказало не торопиться. И Василий как пришел сюда, так обратно и вернулся, к тем огородам. Присел под деревом, закурил, осмотрел округу — тихо, никого. Взглянул на пройденную недавно тропку через лес и сразу напрягся: шла женщина. Со стороны дачи. В руке она несла небольшую сумку. Пройдя между домами, повернула к станции. Василий докурил, вдавил окурок в землю и тоже пошел задами огородов, не выпуская женщину из поля зрения. Миновав с десяток домов, он выбрался на улицу и стал неявно, но настойчиво догонять ее. Так и дошли они почти до станции, где женщина заглянула в магазин «Промтовары», а он в небольшой палатке, приткнувшейся к стене этого магазина, купил для Димы пачку «Столичных», а себе — «Мальборо». Курить надо то же самое, что и хозяин. В это время из дверей магазина вышла та женщина. Еще не предполагая, с чего начать знакомство, Василии шагнул ей навстречу
— Здравствуйте,—улыбнулся он приветливо,—я...
— Ах, это вы? — удивленно вскинула брови женщина. Она была некрасива, вернее непривлекательна. Толстый нос картошкой, круглые щеки, усыпанные веснушками, слишком пухлые губы, открывающие неровные зубы, маленькие, бесцветные какие-то глазки. И еще эти серые волосы, безвкусно схваченные в пучок на затылке. Да, без фантазии обошлась природа. Но, странное дело, если она поскупилась на физиономию, то всему остальному досталось с избытком. Грудь — так чтоб сразу двойню кормить, а крепкие бедра Кузьмин оценил, еще когда шел за ней следом. Мордочку бы газеткой, как говорят, прикрыть — и цены нет бабенке, самый смак, кто понимает. Все это разглядел и понял Василий буквально в краткие доли секунды, пока женщина встопорщила короткие свои бровки и узнала его.
— Я, — самодовольно подтвердил Василий, — а откуда...
— Да это ж я вас недавно угощала! — смешно хихикнула она. — Неужто не признали?
Взглянул Василий на ее руки и, конечно, сразу вспомнил и узнал широкие, показавшиеся ему мужскими ладони. Но не мог же сейчас сообщить об этом. Удача сама свалилась ему в руки, и нельзя было спугнуть ее. Он вежливо взял женщину под круглый пышный локоток, чуть прижал его к себе и спросил, вложив в голос всю ласку, на какую был способен:
— А зовут-то вас как, милая вы моя?
— Наташей, — засияла она всем лицом и что-то, как показалось Кузьмину, вдруг проявилось в ней симпатичное.
— А я — Вася! — радостно совершил он для нее открытие. — Наташенька, душа моя, а где здесь чего-нибудь попить? Пошел вот за сигаретами, — он для убедительности показал только что купленные пачки, — и так пить захотелось... После вашего-то щедрого застолья.
— Ну откуда же тут попить? Вот разве до меня дойти? Нет, тут недалеко, — поспешила успокоить она. — Пара кварталов всего.
— Ну-у, — сделал виноватый вид Василий, — неловко мне. И не знакомы мы путем... Да и ваши домашние — чего подумать-то могут...
— Одна я живу, — весело перебила его она, — не стесняйтесь, пойдемте. Это все равно вам по пути. Значит, вам понравилось?
— Это о чем? — не понял Василий.
— Да об угощенье, как накормила вас! Меня ведь, прежде чем к себе взять, Евгений Николаевич на курсы посылал учиться. У самого Царева на практике была, это который в «Узбекистане» шефом был.
— А ну как же! — проявил он полное знание дела. — Великий шеф-повар! Я вон еще когда посещал его садик-то, во дворе, помните? А что, жив-здоров старик? Петр... забыл, Алексеевич, так? — Ну вот, — просияла она. — А говорите, забыли! Кто у него бывал, никогда не забудет. Верно, Вася?
Полный порядок, теперь уже твердо понял Кузьмин. Оставались лишь детали: выяснить — глупа она или ловко прикидывается. Но в любом случае, ахнуть теперь не успеет рыбка, как сядет на крючок. А крючок-то хорош, вот он, рядом с Наташей шагает, Васей его зовут. Она что-то болтала, но он слушал краем уха и только кивал согласно. Ему было все равно, о чем бы она сейчас ни говорила, поскольку то, что нужно, его тренированное ухо не пропустит. Он чувствовал тепло ее полной руки, не глядя на нее, видел ее всю, мысленно уже раздевал и вообще всей кожей ощущал крепко сбитое, сочное ее тело.
Остановились перед небольшим одноэтажным домиком, стоящим в отличие от соседских не фасадом прямо на улицу, а в глубине палисадника, заросшего сиренью и золотыми шарами. Прошли к двери, и Наташа достала из сумочки ключ.
— Зайдете? — спросила с таким кокетливым выражением на лице, что, если бы перед глазами Кузьмина в данный миг оказалась не ее фигура, а это самое лицо с выражением, он сбежал бы. — Или сюда попить вынести?
— Да ну что уж теперь, — развел руки в стороны Василий, — раз завели в гости, покажите хоть, как живете, — и шагнул на ступеньки невысокого крылечка.
Одного беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, кто и как в этом доме живет. Конечно, одна, что упрощает задачу. Мечтает о красивой жизни, хотя в этом деле ни черта не смыслит, вон вырезанные из календарей портреты киноартистов Янковского, Збруева и Виталия Соломина по стенам развесила. Но чистоту блюдет. Полы сверкают, что в прихожей, где печка, что здесь. И салфетки вязаные и на столе, и на диванчике — булавками приколоты, и даже на кровати — на подушке. Занавесочки, оборочки, телевизор — дорогой, «Сони», это понятно откуда. Ну что ж, можно сказать, богатая невеста, да только вот женихов, видать, не предвидится. Надо же, хреновина какая — «видать, не предвидится», ляпнешь так вот при хозяине, стыда не оберешься... Однако что-то хозяюшка наша задерживается.