— Думаю.
— A-а, тогда, конечно, другое дело... Эй! Тихо! И — бабах, бабах в воздух! Чапай думать будет!..
Тебя вот на юмор тянет, а я думаю о том, как бы вы с Грязновым завтра кровавыми слезьми не умылись. Из-за секретарши этой.
— С чего это? — удивился Саша.
— Сейчас поймешь... Сколько у нас времени-то? Не кончился еще у порядочных людей рабочий день. — Меркулов снял трубку аппарата правительственной связи, в просторечии именуемого «вертушкой», и набрал короткий номер. — Шурочка, добрый вечер. Ты одна? Ты можешь немедленно отрядить своего рыжего обратно, в Климентовский?.. Объясню... А- а, он уже успел рассказать тебе? Ну? Вот именно! — вдруг с жаром воскликнул Костя. — Именно! Причем немедленно, спасибо, дорогая ты моя. А я сейчас своему оболтусу постановление выдам. Ну конечно, разве можно допускать такие промахи!.. Нет, я думаю, если могло бы произойти, то поздно вечером или под утро. А сейчас там в доме очень много постороннего народа. Не осмелятся. Да-да, еще раз спасибо.
Меркулов положил трубку и испытующе взглянул на Турецкого. Саша сидел, не зная, куда девать глаза.
— Вот так-то, сыщики... — Он нажал на клавишу внутреннего переговорного устройства. — Клавдия Сергеевна, пожалуйста, заготовьте срочно постановление на обыск у Мирзоева. Все как положено, я его сейчас у генерального подпишу. — Отключившись, он спросил: — Комментарии нужны?
— Ты абсолютно прав, Костя, — Турецкий чувствовал себя полным дураком, — мы оба с ним оболтусы. Совершенно элементарная пенка, эмоциям поддались, она сказала, что в любой момент под протокол даст показания официально, напишет их собственноручно, если надо. Какой, к черту, протокол, когда они ей до утра не дадут дожить! Там же везде уши, сама говорила... А компромату на всех этих Дергуновых и иже с ними, видать, до и больше.
Слава тебе Господи, понял наконец, — шумно выдохнул Меркулов. — Раз там, по ее словам, были программы, так сказать, для узкого круга лиц, можешь себе представить, что они вытворяли! И наверняка записывали, любовались собой со стороны, иногда даже очень впечатляет...
Саша не удержался и хмыкнул:
— Ты-то почем знаешь?
— Рассказывают... некоторые. В книжках читал. А коли это так, надо, в первую голову, проверить все видеокассеты — в них и может быть главный компромат. Доказательства! Мне можете не показывать, сами получайте удовольствие, жеребцы, мать вашу... Пока ничего не зафиксировано, девочка не свидетель! Они ее вздернут и скажут — сама, позора не выдержала! Что ответишь? А когда есть протокол, пальцем не тронут, ибо сперва узнать постараются, что она сказала и кого назвала.
— Костя, да понял я все...
— Плохо понял! А чтоб было хорошо, я и повторяю: никаких эмоций! Вы не барышни! Вы представители закона. Так рыжему своему приятелю и доложи. Очень я в вас разочарован... Сиди, скоро вернусь.
Пользуясь передышкой, Турецкий набрал номер Грязнова, но секретарь отдела сообщила, что подполковник на выезде.
— Ах, Александр Борисович? Он только что звонил из «России», запишите его телефон.
Почему же получился такой просчет? — задал себе вопрос Турецкий. И сам же, почти не задумываясь, ответил: да потому, что слишком уж мирной показалась обстановка в доме. А после Нининого рассказа все промахи в прежних свидетельских показаниях легко объяснились. И слишком легко и просто обнаружились концы этого киллера. И Спирин разрядил мрачную обстановку. Вот весь этот комплекс и сработал против логики. А ведь была мысль...
А Костя оказался, как всегда, прав. С допросами Дергунова и компании сегодня совсем не надо торопиться. После тотального обыска в доме Мирзоева, о котором они, разумеется, узнают уже сегодня, они сами прибегут, сами просить будут, чтобы их допросили, всеми силами выяснять начнут: а что там нашли да не было ли чего-то такого...
Но почему он все время связывает Мирзоева с этим Дергуновым? Только потому, что тот упомянул вскользь фамилию Молчанова? Или потому, что тоже крупный нефтяной босс — первый заместитель генерального директора Газпрома, мощнейшей организации, на которой, как утверждают специалисты, экономика половины страны держится? А может, даже третье? Как заявил Господь Бог одному неудачнику, в который раз разрушая построенный им дом. «Ну не нрависся ты мне, понял? Не нра-вис-ся!» Возможно, но это не аргумент. К делу не подошьешь.
Вошел Меркулов и протянул подписанное им постановление на обыск в доме Мирзоева.
— Понял? — спросил Костя. — Тогда действуй. Скрупулезно соблюдая букву закона. Каждый твой промах, хоть ты достаточно опытный следователь, будет рассматриваться через во-от такое увеличительное стекло, а уж комментироваться — можешь себе представить. Словом, доставь мне удовольствие, не делай больше таких ошибок.
Турецкий пошел к двери, понурив голову из принципиальных соображений, чего, естественно, не мог не оценить Костя. И уже когда Саша взялся за дверную ручку, сказал вдогонку:
Впрочем, что с тебя взять? Первый же день.
И после такого, — он ткнул указательным пальцем в потолок, — перерыва! Все, привет горячий.
Олег Деревянко не смог скрыть крайнего своего удивления и растерянности, когда неожиданно в дом, заполненный приезжими родственниками Мирзоева, возвратился Грязнов с целой бригадой муровцев и, оставив их пока в машине, предложил начальнику охраны немедленно доставить к нему для повторного допроса секретаршу покойного Мирзоева.
Деревянко помялся, сказал, что посмотрит, где она, не ушла ли куда. Но, встретив холодный и решительный взгляд подполковника милиции, пригласил в дом. Увидев Нину, Слава облегченно выдохнул.
— Говорят, у вас тут всюду уши? — небрежно бросил Грязнов, строго глядя на Деревянко. —Так вот, чтоб не терять времени на дискуссии, прошу указать, в каком помещении их нет. В противном случае, сами понимаете...
— Кто вам сказал... — пробурчал под нос начальник охраны. — Впрочем, можете устроиться в моем кабинете, — он криво усмехнулся, — уж себя- то самого мне, полагаю, незачем прослушивать.
...Кабинет Олега Деревянко был небольшим, но уютным. Письменный стол с гладкой полированной столешницей без следа каких-либо бумаг, три телефонных аппарата на тумбочке сбоку, несколько стульев и диван. На стенах — ни картин, ни прочих висюлек, маскирующих обычно всякую шпионскую аппаратуру.
Грязнов попросил Нину сесть к столу, предупредил Деревянко, что он может очень скоро понадобиться, и попросил далеко не отлучаться. После чего приступил к делу.
Нина, разумеется, тоже была растеряна. И Грязнов понимал ее: снова повторить рассказ, причем теперь уже внесенный в официальный протокол, — такое трудно выдержать даже человеку закаленному, с железными нервами. Поэтому, видя, что она занервничала. Слава постарался объяснить причину своего повторного визита.
— Этот протокол, Нина, — он показал ей стопку чистых еще листов бумаги, — ваша безопасность. Хочу вам сказать по секрету, — негромко продолжил он, — что до нашей сегодняшней доверительной беседы вы были обычным свидетелем, как все остальные в этом доме. В ваших показаниях не было ничего такого, что могло бы кого-нибудь поставить в неловкое положение или скомпрометировать. Теперь же, — он дважды сдержанно кашлянул в кулак, — одним словом, посоветовавшись с начальством, мы решили оформить нашу беседу официально. А продолжение наших действий вы, надеюсь, скоро увидите. И вот тогда ваши официальные показания смогут многое изменить и прояснить в этом запутанном деле. Засим я должен предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний, а также за отказ от показаний, попрошу расписаться вот здесь, и давайте начнем по порядку...