— Спит! — шепнул ей на ухо беззвучно подошедший эстонец. И рассудительно добавил: — Давай-ка мы тебя домой отвезем.
Вика, полностью потерявшая способность к умственной деятельности, только тупо кивнула. Она погрузилась в меньшовский БМВ как была, в чьей-то объемистой рубахе поверх неприлично порванного платья. Эйно сел за руль. Расстояние было плевое, километра два с половиной, добрались в один миг.
Дверь открыла мама. От нее действительно пахло сердечными лекарствами. Известное дело: в интеллигентных семьях патрончик валидола есть редуцированный вариант скалки, с которой встречают загулявшую девицу люди попроще. При виде дочери, выглядевшей, как после кутежа с дракой, Анастасия Леонидовна выставила перед собой ладони и позвала мужа:
— Андрей! Андрюша!.. За что?!
До Вики не сразу дошло, — мама говорила совсем не о том, ЗА ЧТО могли отколошматить ее и Дроздова уличные подонки. Мама имела в виду совершенно иное: ЗА ЧТО НАМ ПОДОБНОЕ НА СТАРОСТИ ЛЕТ?.. Вика попыталась схватить маму за руки:
— Там компания была, пьяные, на Вадима напали…
Все это напоминало дурной сон. Мама, всегда такая понимающая и очень по-женски разумная, истерически вырвалась:
— Пока я жива на свете, ты с ним больше встречаться не будешь!..
Вика вдруг вспомнила, как много лет назад, студенткой, она собралась было с друзьями в поход на байдарках. Не куда-нибудь на Подкаменную Тунгуску — всего лишь на Истринское водохранилище, однако мама сочла невинное мероприятие смертельно опасным. Вика считала себя взрослым человеком и попробовала настоять на своем, но, как только мама с рыданиями схватилась за валидол, немедленно уступила. Но теперь…
К собственному изумлению, она наблюдала за событиями как бы со стороны.
— Извините за вмешательство, — деликатно подал голос громоздившийся за Викиной спиной «националист». — Вашей дочерью гордиться надо. Она человека спасла.
— А я не хочу, чтобы моя дочь кого-то спасала!.. — выкрикнула мама. — Я не хочу, чтобы она являлась домой в два часа ночи!.. Чтобы бегала к какому-то типу, как… животное, у которого срок наступил!..
Она не владела собой. С ней и раньше бывало подобное, но на сей раз происходило нечто особенное. Оказывается, она умела и визжать, и топать ногами. Вика смотрела на нее с тупым изумлением: неужели это тот самый человек, с которым когда-то обо всем можно было поговорить?.. Ее мама, знаток жизненных ситуаций, случавшихся в других семьях?..
— Вы не правы, — сказал Эйно. — Вы зря так говорите.
— Настенька, побереги себя, — уговаривал папа. — Слава Богу, ничего непоправимого не случилось. Я уверен, Вика одумается…
— Если мы тебе дороги, больше ты к этому алкоголику не пойдешь! — пополам со слезами крикнула мама. — А если нет — до свидания! Живи как хочешь!..
— Командир не алкоголик, — снова вступился Эйно. — Он в Афганистане воевал. Героем вернулся.
— Простите меня, — совсем без голоса сказала Вика. Повернулась и на странно негнущихся ногах пошла по лестнице вниз.
На какой-то миг родители остолбенело умолкли: ничего похожего они от дочки не ждали. Обычно запаха сердечных лекарств с избытком хватало, чтобы заставить ее отменить сколь угодно «твердо» принятое решение.
Потом Анастасия Леонидовна схватилась за ручку двери, чтобы с треском захлопнуть ее. Возможно, к утру придет отрезвление и она ужаснется, но пока хотелось лишь одного: сделать бесстыднице побольнее. Эйно легонько придержал дверь, ровно настолько, чтобы заверить:
— Вам совершенно не о чем беспокоиться… И побежал следом за Викой.
Он поймал ее уже на улице: она вяло уходила куда-то, явно не понимая, куда и зачем. Эйно обнял ее и повел к автомобилю. Впереди их ждал дружный восторг всех дроздовцев и тихий ужас самого Дроздова, когда он проснется наутро.
А пока Эйно Тамм по прозвищу Десять вел машину с немыслимой аккуратностью и всю дорогу, как это принято у эстонцев, молчал.
Утро
Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации, старший советник юстиции Александр Борисович Турецкий вновь ехал по Щелковскому шоссе, держа курс на холостяцкую берлогу Дроздова. Сегодня, в воскресенье, он с утра был свободен, что вообще-то приключалось нечасто, особенно в последнее время. Однако, как и следовало ожидать, судьба вломилась в реальность настырным телефонным звонком, мгновенно вернувшим Сашу из сна.
— Александр Борисович, доброе утро… — услышал он голос человека, задержать, а то и уничтожить которого его обязывала должность. Что именно сказал Турецкий в ответ, он сам потом не мог толком припомнить. Вероятно, это все-таки было нечто не слишком парламентское, потому что вражий сын Снегирев немедленно перебил: — Положи пистолет, Борисыч, и погоди палить, я с белым флагом. Тут у нас дело знаешь какого рода…
Он говорил серьезно и спокойно, без дурацких подначек. Турецкий стал слушать и постепенно забыл не только о разделявшей их пропасти, но даже и о том, что этот человек с некоторых пор стал его соперником.
— Сейчас буду, — сказал Турецкий. Положил трубку и полез вон из постели. Ирина с трудом приоткрыла слипающиеся глаза, потом встревожено оторвала голову от подушки:
— Саша, что?..
Он чуть не ляпнул: твое, мол, сокровище позвонило, — но вовремя удержался.
— Ничего, ничего, спи, — успокоил он, вытаскивая из шкафа свою прокурорскую форму старшего советника юстиции. — Скоро вернусь.
В воскресное утро машин на московских улицах немного, и через полчаса Турецкий уже припарковался на Амурской, поднялся на лифте и позвонил в квартиру Дроздова.
Ему открыл Алексей Снегирев по прозвищу Скунс, и какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга через порог. Потом Саша вошел. Он не стал говорить Скунсу, что тот сподвигнул его на поступок, здорово отдававший должностным преступлением. И так было все ясно.
Снегирев торчал в квартире один. Ребята разошлись по своим делам, Дроздова увезла вызванная Ассаргадоном машина, Вика уехала с ним.
— Один справишься? — спросил киллер.
— А пошел ты, — ответил Турецкий.
Обоим было решительно ни к чему, чтобы их видели вместе.
Вернувшись к автомобилю, Саша проехал несколько перекрестков и без труда отыскал нужный дом.
— Кто там?.. — тотчас откликнулся на звонок в дверь голос женщины, недавно плакавшей и готовой разрыдаться опять.
— Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры Российской Федерации, старший советник юстиции Турецкий Александр Борисович! — как можно грозней представился Саша.
Естественно, ему мгновенно открыли. Из прихожей на него с немым ужасом смотрела супружеская чета лет шестидесяти с небольшим: он — лысеющий, седеющий, она — наоборот, без единой сединки.