Эх, кабы все дворники автотранспортных предприятий разъезжали на черных «Мерседесах», какая жизнь тогда бы началась!
– Ты чо, совсем рехнулась, слюшай? – заорал Ашот, прежде чем крепыш успел выразить свое возмущение. – Да ты знаешь, кто это? Это зам начальника городского следственного отдела УВД! Вот ты кого оскорбляешь!
Мгновение длилось молчание, которое при желании можно было назвать испуганным и ошеломленным. Алена и в самом деле была ошеломлена. Она даже растерянно оглянулась в окно на черный «Мереседес», принадлежащий, как только что выяснилось, вовсе не дворнику, а заместителю важного лица из внутренних органов (эко словосочетание, а?! И все в пределах великого и могучего языка нашего!). У нее даже голос почему-то сел, сделался каким-то странным, сиплым.
– И давно? – спросила она этим сиплым, севшим голосом.
– Чо? – спросил заместитель.
Так…
– Я спрашиваю, давно ли вы работаете заместителем Муравьева? – откашлявшись, уточнила Алена.
Заместитель сделал головой странное движение назад. Как бы отпрянул от чего-то. Алене показалось, будто ее вопрос странным образом превратился из обычного набора звуков в очень весомый, грубый и зримый булыжник, который если и не впечатался в лоб крепыша, то просвистел в опасной для него близости.
– А вам зачем? – спросил тот, сверкнув глазами.
– А где он сейчас? – проигнорировала вопрос Алена.
– Кто?
– Да Муравьев, начальник ваш!
– А вам какое дело? – совсем уж люто набычился заместитель, однако мрачные глаза его как-то вдруг странно вильнули, и из-под коротких густых ресниц вылетел вороватый взор, который преодолел преграду в виде оконного стекла маршрутки и, перескочив через дорогу, прильнул к черному «Мерседесу»…
После этого Алена вдруг расхохоталась, выхватила из кармана мобильник и нажала на какую-то кнопочку. Потом на другую. Потом поднесла трубку к уху и принялась вслушиваться в гудки, которые сделались слышны во всей маршрутке, так что любой и каждый, хоть что-то понимающий в мобильных телефонах, сразу догадался бы, что она включила динамик. А значит, разговор ее с тем человеком, которому она звонила, будет теперь слышен всем желающим в радиусе как минимум пяти метров.
Гудки длились довольно долго, но вот раздался густой мужской голос:
– Слушаю.
Выражение в голосе было странное: не то недовольное, не то удивленное, а может быть, то и другое вместе.
– Здравствуйте, Лев Иванович, – сказала Алена, и кондукторша воззрилась на нее не без изумления: таким вдруг смиренным, девчоночьим, благонравным сделался доселе высокомерный и довольно противный голос «скандалистки». А потом кондукторша с еще большим изумлением уставилась на грозного «заместителя», который вдруг повернулся к двери и сделал попытку открыть ее… но голыми руками совершить этого было никак нельзя. Ашот же столь внимательно вслушивался в разговор, что ничего иного не замечал и не собирался помочь своему знакомому выбраться на волю. – Это Алена Дмитриева вас беспокоит.
– А, Елена Дмитриевна, сколько лет, сколько зим… – протянул густой голос в трубке. – Чем могу?
Алена отстранила трубку от уха и посмотрела на нее с сомнением.
Может, она ошиблась номером? Или у нее от потрясения начались галлюцинации? Человек, которому она позвонила, никак не мог – по определению! – разговаривать с ней таким приветливым тоном. Обычно он рычал, фыркал, задавал всякие оскорбительные вопросики типа: «Вас опять из каталажки нужно вытаскивать?» или «В какую препакостную историю вы снова вляпались?» И единственное, что доказывало Алене: она не ошиблась, позвонила туда, куда требовалось, – было то, что этот человек называл ее по имени-отчеству – Елена Дмитриевна. Имя свое, «Елена», она, мягко говоря, терпеть не могла, хотела, чтобы ее называли только Аленой, и ее собеседник знал об этом, но нарочно вредничал. Да ладно, Господь с ним!
– Лев Иванович, нельзя ли мне с вами срочно повидаться? – спросила Алена вкрадчиво.
– А что, опять труп нашли или провидите потенциальное убийство? – раздалось в ответ. – Или снова кого-то ананасом по голове навернули?
Был, был в бурной биографии нашей героини такой факт, стукнула она ананасом по голове одного человека… вернее, дважды стукнула двумя ананасами, вдребезги разбив их о его дурную башку[1]… Это случилось меньше года назад, а такое ощущение, что совсем в другой жизни, потому что и сама Алена была тогда другая – счастливая, влюбленная и даже, можно сказать, любимая (местами и где-то как-то). Теперь же… Но не будем о грустном, грустного нам еще столько предстоит узнать, пока мы доберемся до конца этого романа, что успеет надоесть печалиться!
– Да нет, Бог пока миловал. Но не поручусь, что это не произойдет, – с отчетливой ноткой угрозы ответила Алена. Тут она блефовала, конечно, никакого ананаса у нее сейчас и в помине не было! – А поэтому все-таки нельзя ли мне с вами, Лев Иванович, срочно повидаться?
– Срочно, боюсь, не получится, – раздалось в ответ. – Я сейчас не в управлении. Буду там самое раннее через полчаса. А все-таки что случилось?
– Да, строго говоря, ничего особенного, – протянула Алена. – Просто у меня небольшой конфликт с вашим заместителем…
И она задумчиво уставилась в окно, начисто игнорируя ступор, в который впали другие обитатели маршрутки.
– Господи Боже! – воскликнул Аленин телефонный собеседник. – Вы что, тоже в больнице?
– Это еще почему? – изумилась она.
– Да потому, что Селиванова, зама моего, позавчера увезли в кардиоцентр с инфарктом. И, насколько мне известно, он еще там – в отдельной палате на третьем этаже. У вас тоже инфаркт?
– Опять же Бог миловал, – сообщила Алена.
– Да уж, вы у нас барышня крепкая, сами любого до инфаркта доведете, – пробурчал человек по имени Лев Иванович, – но Селиванова, прошу, не терзайте. У него и так неведомо в чем душа держится, а тут еще инфаркт да вы с вашими любимыми штучками… Нет, руки прочь от Селиванова!
– А вы ничего не путаете, Лев Иванович? – спросила Алена, оглядываясь на крепыша в черной куртке и пристально его осматривая. – По-моему, или у него нет и намека на инфаркт, или он не Селиванов!