Наконец все было готово, стаканы были уже в руках, а рот Грязнова даже открыт для первого традиционного тоста, когда в дверь постучали.
– Ну кого там еще черт несет?!
Все трое со вздохом поставили стаканы на стол.
Турецкий со вздохом пошел к двери, отпер. В образовавшуюся щель тотчас заглянул Меркулов.
– Костя, ты так поздно еще на работе? – удивился Турецкий, не пуская тем не менее его в кабинет. Никаких хороших новостей Меркулов привезти сейчас не мог по определению, разве что по радио объявили, что Турецкому присуждается Нобелевская премия мира и Константин Дмитриевич приехал попросить в долг. Нет, конечно, это обычно Турецкий у него просил в долг, но все равно ничего приятного от заместителя генерального (тем паче временно исполняющего его обязанности) сейчас ждать не приходилось.
– Я, собственно, Саша, уже ехал домой, – извиняющимся тоном сказал заместитель генерального прокурора, – но мне позвонили, и, видишь ли, пришлось вернуться. Я тебе звонил недавно, хотел предупредить…
Турецкий почувствовал, что за спиной у Меркулова скрывается кто-то еще, меньший ростом, тогда он открыл дверь шире, Меркулов сделал шаг в сторону, и на пороге появился еще один человек, коротко стриженный, крепко сбитый, в свитере и вельветовых штанах. Это было несколько непривычно, потому что все привыкли видеть его по телевизору совсем в иной одежде – гораздо более официальной.
Все присутствующие тут же автоматически встали, хотя, наверно, даже еще не до конца поверили, что все это происходит не по телевизору. Просто рефлекс сработал.
– Мы как будто были знакомы еще в Германии, верно? – сказал президент, пожимая руку Ватолину (Ватолин коротко кивнул). Затем повернувшись к Грязнову: – Наслышан о вас, Вячеслав Иванович.
– Могу себе представить, что обо мне ваши чиновники говорят.
– Разное, – коротко бросил президент и тут же обратился к Турецкому: – Александр Борисович, надеюсь, вы не в обиде за сюрприз, я хотел в приватном, так сказать, порядке осведомиться, как продвигается дело о гибели Ракитского. Как, кстати, вы себя чувствуете, мне докладывали: на вас было совершено нападение? – Президент посмотрел на импровизированный стол: – Судя по всему, уже лучше, не правда ли?
Меркулов немного растерялся: привез главу государства к своему подчиненному, а тот встретил их в чрезмерно неформальной обстановке. Вот вам и Генеральная прокуратура. Турецкий, видя своего друга и учителя в такой незавидной ситуации, пришел ему на помощь и сделал широкий жест рукой:
– Прошу! – В сущности, это был ход ва-банк, и он удался.
Президент ухмыльнулся.
– Вообще-то, – сказал он, – я тоже домой уже ехал, но вспомнил о вас и решил навестить. Значит, «Русский стандарт»?
Грязнов жестом фокусника достал буквально из воздуха еще два стакана и плеснул в оба.
Турецкий откашлялся:
– Я могу начинать? Итак, версия номер один. Убийство генерал-лейтенанта Ракитского ради завладения ценной картиной, хранившейся дома у… – у него вдруг пересохло в горле, – у упомянутого Ракитского же…
– Ладно, – сказал президент и поднял стакан.
Все чокнулись и выпили – прямо так, без тоста. Ну и ну, подумал Турецкий, ведь не поверит же никто, даже Ирка не поверит, ах, какая досада, хоть скрытой камерой снимай, и то потом сказали бы: «Человек, похожий на президента».
– Что это за картина? – полюбопытствовал президент.
– Одного известного русского художника.
– И вы знаете какого?
– Точных доказательств нет, есть догадки. Но если они верны, то это национальное достояние. Тем более что, согласно завещанию Ракитского, его коллекцию должны разделить между собой Третьяковская галерея и Государственный Русский музей.
– Это который в Санкт-Петербурге, да? Это хорошо, – отметил президент, – очень хорошо. Ну а еще? Есть ли альтернативные направления следствия? Я бы предостерег вас, Александр Борисович, от абсолютной уверенности в выбранном векторе движения – хотя бы потому, что с такой сложной фигурой, как Ракитский, можно ждать сюрпризов в самом неожиданном месте.
Грязнов снова разлил водку, и снова все выпили, и снова без тоста. Это Турецкому почему-то очень понравилось, в этом он усмотрел какой-то заговорщицкий, мальчишеский элемент. Как всегда после второй рюмки, он почувствовал стремительный прилив интеллектуальных возможностей.
– Версия номер два, – продолжил Турецкий. – Убийство ради завладения документами банка, который консультировал Ракитский.
– Это интересно, – сказал президент, – очень интересно. И наверно, перспективно. Какой банк, Александр Борисович? Насколько я понимаю, все присутствующие являются членами возглавляемой вами следственной группы, так что между собой у вас секретов нет…
Турецкому не хотелось сейчас этого говорить, очень не хотелось, он еще никому этого не говорил, тем более что все еще было так зыбко, практически даже не на песке, а на воде… но вопрос поставлен в лоб, и отвечать все-таки придется. Глава государства как-никак.
– Внешторгбанк, – выдавил Турецкий.
Это произвело впечатление на всех присутствующих. Грязнов присвистнул. Меркулов вытер лоб, даже у непроницаемого Ватолина появилось какое-то новое выражение лица. Турецкий для себя уже определил, что обычно у него их два: спокойствие и полное спокойствие.
Два дня назад после эмоционального разговора с Меркуловым о Самойлове Турецкий немного успокоился и продумал всю свою беседу с банкиром. В самом деле, он ведь попросился в СИЗО буквально на ровном месте, из контекста разговора ничего опасного для него не следовало. Но, проанализировав отдельные фрагменты магнитофонной записи беседы, переставляя их как мозаику и так и эдак, Турецкий пришел к выводу, что история с картинами никаким образом Самойлова напугать не могла, иначе он не стал бы с такой легкостью сдавать Шустермана. Единственное разумное объяснение состояло в том, что если предположить, что Ракитский сотрудничал со Внешторгбанком не как искусствовед-практик, а как опытный финансист (что, кстати, косвенно подтверждается показаниями программиста Инкомбанка Скобелева), то убийство Ракитского напугало Самойлова именно с этой точки зрения – Ракитский обладал информацией, утечка которой опасна для Самойлова. Тут сразу же всплывает пресловутый желтый портфель, в котором, по словам Ольги Ракитской, ее отец последний год таскал с собой все рабочие документы. После убийства и ограбления портфель исчез. Значимость этих документов неизвестна, но, учитывая уровень Внешторгбанка, они вполне могли быть самостоятельной мишенью! Вот вам и новый вывод, господа президенты Российской Федерации и заместители генеральных прокуроров.
– Внешторгбанк, – повторил Турецкий.
– Вы уверены? – спросил президент.
– Совершенно не уверен, – сказал Турецкий чистую правду.
– Это хорошо, – с некоторым облегчением сказал президент, – это внушает определенные надежды… Но как, каким образом…