— И вас задерживаю, так?
— Я этого не говорила, — испугалась секретарша.
— Шучу. Что ж, до понедельника.
В этот вечер он решил поразить ее гастрономической роскошью. Посыл был такой: Настя уже поняла, что он не страшный дядя — Синяя Борода. Напротив, вполне добродушный и не опасный мужчина в расцвете сил и средств. В том числе материальных. В пределах не бесконечных, но достаточных, чтобы согреться, как шутил кто-то из сослуживцев.
Итак, он встречал ее возле метро «Кропоткинская», выхаживая по аллее с букетом астр. Она появилась внезапно, словно воздух уплотнился, и перед ним возникла тоненькая девочка в коротком черном платье на бретельках. Прехорошенькая, веселая и легкая. И будто солнце выглянуло сквозь плотные облака.
— Добрый вечер, Александр Борисович!
— Добрый, добрый! Это вам!
— Ой, я и астры очень люблю! Откуда вы все про меня знаете?
— Я вас чувствую, дитя!
— О, вы желаете играть роль доброго дядюшки? — Она насмешливо сверкнула черными глазами.
— Я желаю? Это вы предложили мне данную роль в наше прошлое свидание. А я решил пока не отказываться.
Турецкий остановился, чтобы поймать такси. Придерживая девушку за локоть, продолжил:
— Надеюсь, вы не ужинали дома вареной картошкой с жареной колбасой? Надеюсь, вы голодны? И надеюсь также, что вы страстно желаете пригубить бокал настоящего шампанского. Ибо сегодня мы посетим с вами одно из любимых мною заведений.
— Питейных? — догадалась Настя.
— Увы, — признался Турецкий, усаживая ее в такси и размещаясь рядом. — На Гашека, пожалуйста, — это водителю.
И, повернувшись к девушке, положил ладонь на ее узкую, прохладную руку:
— Видите ли, Настенька, конечно, мы могли бы отправиться с вами в театр. В драматический или в оперу… Вы любите театр? Любите ли вы театр так, как люблю его я? — с напором народной артистки Дорониной воскликнул Турецкий.
— Да, я люблю его со всем жаром, на который способна пылкая молодость, — испуганно отрапортовала Настя.
— А оперу?
— И оперу люблю.
— Какую же оперу вы любите больше всего?
— «Хованщина», — тут же выстрелила Настя.
«М-да, это молодое дарование мне, пожалуй, не переиграть, — отметил про себя Турецкий, — да и нужно ли? Что это ты, Саня, фиглярствуешь? Что ты суетишься, как маньяк над жертвой? Не уверен в своих силах?»
Он продолжил нормальным, «человеческим» голосом:
— Так вот. Я мог бы пригласить вас в театр, но там ведь не поговоришь толком. Задние начнут шипеть и тыкать в спины, передние — оборачиваться и грозить пальчиком. Хотя и тем и другим гораздо интереснее слушать, о чем шепчемся мы с вами, чем следить за действием на сцене. Люди — народ любопытный. Нет, знакомиться лучше всего за столом.
— Вообще-то мы познакомились в машине, — рассмеялась Настя.
— Это так, это предварительно. Мы же за глубокие знания по предмету, так? Кстати, как учеба?
— Все в порядке. В деканат вас пока не вызывают.
— Это радует. Мне было бы неприятно слышать, что Вересова Анастасия — легкомысленная особа, не уделяющая должного внимания учебе. Я был бы огорчен.
— Откуда вы знаете мою фамилию?
— Это все, что вас удивляет?
Он развернул ее ладонь, принялся внимательно рассматривать.
— Вот же! Вот видите эту длинную, четкую линию? Вот здесь и начертано: Вересова.
— Это линия жизни, — рассмеялась Настя, отнимая руку.
— А фамилия — это что, не часть вашей жизни? Впрочем, эту тему мы разовьем позже. Так как уже приехали. У следующего здания остановите, пожалуйста.
Он помог девушке выбраться.
— Я ведь не случайно заговорил об опере. Сегодня мы посетим с вами, Настя, ресторан «Россини». Вы там бывали?
— Конечно, нет.
— Я так и думал. Прошу.
Они оказались возле высоких застекленных дверей, которые предупредительно распахнул перед ними швейцар, и прошли в просторный зал, который показался Насте просто огромным и… воздушным, что ли. В следующую минуту она поняла, что пространство увеличено за счет окон-витрин, высоких, от пола до потолка. Столики, с большими букетами живых цветов, располагались как в центре зала, так и возле окон. Посетителей было достаточно много, но они будто растворялись в просторах зала. Стены были украшены полотнами современных художников. Звучала музыка.
— Узнаете мелодию?
— Это из «Севильского цирюльника», да?
— Совершенно верно. Куда кости кинем? — увидев растерянность девушки, попытался Турецкий снизить пафос заведения.
— Не знаю, куда предпочтете кинуть свои кости вы, Александр Борисович, а я бы выбрала столик возле окна. Это было бы как в Париже. — Она чуть надменно стрельнула в него черными глазами и расправила плечики.
«Подумаешь! Мы и не такое видели! Нас этим не деморализуешь!» — расшифровал этот жест Александр. Определенно, она нравилась ему все больше!
— Принято! — весело ответил он и повел свою юную даму к застекленной стене.
В ожидании официанта Турецкий развлекал спутницу заранее припасенными байками. Домашние заготовки, так сказать.
— Знаете ли вы, Настенька, что Россини прекрасно готовил? И говорил о себе, что Господь наградил его тремя талантами. «Я гениальный шеф-повар, большой шутник и лишь в третью очередь композитор» — так характеризовал себя маэстро. И после премьеры своего «Цирюльника» демонстративно отказывался от поздравлений и приглашал друзей домой, на обед, обещая, что именно там все поймут, что такое настоящее искусство.
Настя слушала его рассеянно, больше поглядывая на снующих за окном людей. Турецкий примолк. Фальшиво все как-то! Да что же ты на себя не похож? Что за волнение такое дурацкое! Официант положил перед ними карты меню.
— Ну вот и меню. Давайте выбирать. Насколько я помню, вы у нас любительница рыбы. Поэтому на закуску предлагаю карпаччо из форели с имбирем. Это очень нежное блюдо.
— Хорошо, — согласилась девушка.
— А на горячее… Смотрите, какой выбор: жареный угорь, щечки морского дьявола с жюльеном из цукини, креветки с банановым соусом… Нет, мы выбираем фирменное блюдо — «Россини»! Смотрите, это говяжье филе в соусе мадера с черными трюфелями. Идет?
— Идет. — Настя пожала плечиками.
— И, наконец, шампанское для дамы.
— О, если ваша дама любит шампанское, вы пришли в нужное время в нужное место, — подал голос официант. — У нас проходит фестиваль шампанских вин знаменитого дома «Лоран-Перье».