Набрал Грязнова. Грязнов подтвердил, что убийством Апраксина МУР не занимается и он об этом впервые слышит. Зато по поводу культурной программы выдал несколько предложений:
– У меня есть лыжи для прыжков с трамплина, а трамплин – на Воробьевых горах, там трасса из опилок, открыто круглый год.
– Лучше давай нырнем с Останкинской телебашни в Останкинский пруд, – огрызнулся Турецкий. – Слава, я тебя серьезно спрашиваю!
– Саня, надо быть проще. Могу организовать посещение борделя. Инкогнито.
– Да ну тебя!
Он хотел бросить трубку, но Грязнов пошел на попятную:
– Ладно, ты сам как маленький, с проблемными вопросами. Сделаем вылазку за город – в ведомственный санаторий – на один день. По такому случаю уж как-нибудь организую. Рыбалку хочешь? Или охоту? Комары, грязища – как раз любимая твоим Реддвеем экзотика. А если пионерского задора нет – просто выпьем, и все будет нормально.
– Ясно, спасибо за мудрый совет. – Не попрощавшись, Турецкий нажал рычаг и сразу позвонил в справочную: его осенила новая идея. Гостиница! Убийство могло произойти в крупном отеле, где полно иностранцев и на каждого по два товарища в штатском…
Оказалось, в самую точку. В гостинице «Москва», которую он набрал третьей, старший смены капитан Овчинников после некоторой заминки, дважды переспросив у Турецкого фамилию и должность, посоветовал по поводу происшествия второго числа «обращаться сами знаете куда».
Окрыленный успехом, Турецкий включил компьютер и, покопавшись в Интернете, нашел данные на Апраксина: в 1965 году окончил Йельский университет, специальность: международная банковская и финансовая деятельность. Докторская степень: «правовые аспекты и практика международного вексельного обращения». Работал в полутора десятках банков и инвестиционных фондов – занимал высокие посты, вице-президент Бэнк оф Трейтон, член распорядительного совета Ассоциации американских кредиторов, представлял ее интересы на переговорах с российским правительством после дефолта в августе 1998 года. Был еще некролог, датированный 5 сентября: «Трагическая смерть… Похороны состоятся 11 сентября. Отпевание в 10.00 в храме Св. Михаила, Манхэттен…»
Короче, никаких подробностей относительно убийства и цели последнего визита Апраксина в Москву.
Около четырех часов дня из Вашингтона позвонил озабоченный Реддвей.
– В аэропорт не приезжай, – без обычных продолжительных приветствий попросил он.
– Почему?
– Потому что… потому что кончается на "у". Я правильно сказал? – уточнил любитель русской экзотики.
– Правильно, правильно. Так почему не приезжать?
– Там будут люди из посольства, всякие формальности, все равно нормально поговорить не получится. Мы остановимся в гостинице «Москва», где-то в восемь утра будем на месте.
– По какому времени?
– По вашему, по аборигенскому.
– Хм… В гостинице «Москва», говоришь? Решил обосноваться поближе к месту преступления? – поинтересовался Турецкий.
– Какого преступления?
– Очнись, Пит, Апраксина твоего где убили? В гостинице «Москва».
– Убили?! Ты точно знаешь?! – вдруг возбудился Реддвей. – Значит, ваше ФСБ водит нас за нос! Ты даже не представляешь, как ты меня обрадовал! Убили! Завтра в восемь я тебя жду.
– Жди, конечно, – озадаченно хмыкнул Турецкий, давая отбой.
Черт, а на самом-то деле, откуда взялась версия убийства? Турецкий перебрал в памяти слова генерального и Меркулова: генеральный говорил об «обстоятельствах смерти», а Меркулов употребил слово «гибель», – может, автокатастрофа или самоубийство? Да, идиотизм какой-то. Неудобно получилось.
Реддвей появился ровно в восемь в сопровождении свиты из пяти человек. Поздоровались очень сдержанно, из чего Турецкий сделал вывод, что Реддвей своему окружению не доверяет. Пока поднимались в лифте, он представил только одного из членов своей команды:
– Джеффри Симпсон, мой заместитель.
Симпсону было лет сорок. Немного сутулый, с залысинами, в аляповатых огромных очках, похож на ботаника, директора школы из американской комедии или затюканного жизнью, работой и семьей клерка из другой комедии. Следовательно, матерый шпион, заключил Турецкий. Умело сливается со средой.
Ребята из посольства выпили по коктейлю, пожелали Реддвею успехов и быстренько откланялись. Симпсон демонстративно зевнул и тоже удалился в свой номер. Реддвей вывалил на кровать содержимое чемодана, выкопал сверток с чем-то отдаленно напоминающим надувной матрац и вручил Турецкому.
– Презент.
– Слушай, Пит… – осторожно начал Турецкий, – я тут подумал про Апраксина…
Турецкий действительно весь вечер соображал, как быть с этим русско-американским трупом, и пришел к выводу, что лучше, пожалуй, будет признать скоропалительность своих выводов насчет убийства, чем потом его обвинят в провоцировании войны между ФСБ и ФБР. Или ЦРУ.
– Так вот, наверное, рано еще с уверенностью заявлять, убийство это было или несчастный случай…
– Расслабься, старик, – усмехнулся Реддвей. – Кого ты выгораживаешь? Я уже на них наехал, и они уже раскололись, что версия убийства тоже отрабатывается наравне с другими.
– Ура, – сдержанно отреагировал Турецкий.
– Ура, – подтвердил Реддвей. – Правда, доказательств пока мало, но с доказательствами мы им поможем, согласен?
– Согласен, – кивнул Турецкий. – Когда начнем?
– Чего я сейчас хочу больше всего, так это спать. Мало того что разница во времени сказывается, мне прошлую ночь конгрессмены спать не давали – разрабатывали стратегию по изничтожению вашей мафии. Да еще Симпсон доставал в самолете своей любовью, тоже отдохнуть не дал, так что давай отложим до вечера. А лучше до завтрашнего утра.
– Не понял. А вечером?
– А вечером скромненько по-стариковски развлечемся.
Пока Пит спит – надо же, в рифму, – короче, пока Реддвей отдыхает, не мешало бы вернуться к нашим баранам, решил Турецкий.
Вопреки его ожиданиям, межведомственную комиссию по делу Чеботарева создавать не стали. ФСБ само собой охладело к этому расследованию, межрайонной прокуратуре по рангу не положено такими делами заниматься, в результате, дорогой Александр Борисович, извольте разбираться лично, можно сказать, в гордом одиночестве. Правда, если вдруг разберетесь, тогда, конечно, все слетятся как миленькие каштанчиков потрескать, натасканных из пламени выносливой рукой «важняка».
Чеботареву только должно быть обидно: скончайся он от этого взрыва, была бы и правительственная комиссия, и личный контроль президента, землю бы носом рыли. А так все думают, вдруг пострадавший придет в себя и своих убийц назовет и опознает, зачем же пупок рвать зазря? Хорошо хоть, муровскую бригаду с дела не сняли, есть шанс опросить всех свидетелей не за год, а в обозримые сроки.