– Ни о чем я тогда не умолчал, вам известны те же факты, что и мне! – распалился Черный ни с того ни с сего. – У вас и другие факты наверняка имеются, мне неизвестные. Но вы не хотите взглянуть на них под нужным углом!… Конечно, его убили! Не сам же он прыгнул с балкона. Балабанов для Кулинича особой опасности не представлял, иначе он бы давно уже его прикончил. Тихо, так чтобы все выглядело как несчастный случай, Балабанов же алкоголик, чего уж проще?! Так нет же! Нет! Убийца специально дожидается моего появления и сталкивает Балабанова на крышу моей машины! Не в Балабанове дело. Это было предупреждение мне! Понимаете, мне!!! – Черный несколько раз глубоко вздохнул и продолжил уже почти спокойно: – Билл – второе предупреждение, а джип – третье. Правда, Билла я обнаружил уже после взрыва.
– В вашей версии факты не увязываются друг с другом, – возразил Турецкий, – или вы что-то недоговариваете. Зачем было вас дважды предупреждать, чтобы в итоге взорвать? Нестыковка.
– Может быть, взорвать хотели только машину. У меня перед носом! Кто мог предположить, что откуда ни возьмись появится этот угонщик, мать его?!
Турецкий, проклиная про себя Черного на чем свет стоит, нацедил ему в чашку еще коньяка.
– Ну допустим. У вас есть предположения о том, кто за этим стоит и чего именно от вас добивается? Вы утверждали, что ваша книга не содержит никаких ранее неизвестных фактов. Или вы поносите Кулинича сильнее, чем «Нью-Йорк таймс» – русскую мафию, и он решил таким образом намекнуть на необходимость смягчить ваши формулировки?
– Вот этого я как раз не понимаю! Поэтому и пришел к вам. Для сведения: Кулинич пригласил меня в имиджмейкеры.
– И вы согласились?!
– А что мне оставалось делать?
Турецкий тут же раскаялся в своей щедрости, но поправить уже ничего нельзя, выпитого не вернешь.
– По поводу «Нью-Йорк таймс»… В моей книге нет, конечно, чуши, которая ни в какие ворота не лезет, или фактов, слизанных с потолка. Такое впечатление, что Чеботареву, Романову, Пичугину и Кулиничу ужасно не хочется, чтобы я написал что-нибудь не то, особенно в связи с банковским скандалом. Поэтому они стремятся взять меня на короткий поводок. Но никаких конкретных требований мне никто не предъявил… Вы понимаете, в чем ужас?! Я не знаю, чего именно я должен опасаться, чего избегать, чего не делать или, наоборот, – делать! Поэтому я боюсь всего! Всего! – Черный достал из потайного кармана дискету и протянул Турецкому. – Здесь текст моей книги, некоторые черновики, короче – все, что мне известно. Предупреждаю еще раз: читать их необязательно, ничего заслуживающего интереса вы там не почерпнете. И я прошу вас ни в коем случае не скрывать факт моего визита, а, напротив, всячески его афишировать! Я тоже приложу все усилия, чтобы он стал достоянием гласности. Я не хочу, чтобы меня считали эксклюзивным носителем какой-то информационной бомбы! Может, после этого меня оставят в покое.
– Не оставят. Хотите, чтобы я вам реально помог? Дайте мне сведения, которые позволят припереть этих четверых к стенке. На худой конец, хотя бы одного из них.
Черный кивнул на дискету:
– Это все, что у меня есть. Иными словами, у меня нет ничего. Поэтому сделайте, что я прошу, объясните им, что я не знаю ничего такого, о чем неизвестно Генпрокуратуре.
Он ушел. Турецкий в последний раз с досадой посмотрел на бездарно начатую бутылку: нанявшись к Кулиничу на работу, Черный утратил право на уважение и льготный коньяк со стороны следствия. Вопреки предостережениям Черного, он с полчаса просматривал на компьютере его творение и в итоге вынужден был согласиться с автором: для американцев должно быть очень интересно.
А для русских – обидно.
В одиннадцать часов РТР начала трансляцию прямого эфира из подмосковного детского дома в Зайцеве. В этот день детдом посещал сам экс-премьер Чеботарев с внучками. Ряды зевак под телевизором на автовокзале все в том же Зайцеве заметно поредели. Остались те, кому уже совсем было нечего делать и глубоко плевать, что показывает ящик. Или кому небезразличны судьбы оставленных родителями детишек.
Мужчина в кашемировом пальто и кепке, которому это было явно не интересно, со скучающим видом достал из кейса «Спорт-экспресс».
…Чеботарев с внучками обходил комнаты, знакомился с обустройством, бытом учреждения. В просторной светлой столовой ему предложили чай и яблочный пирог – как оказалось, любимое блюдо детдомовцев. Внучки, не отстававшие от деда ни на шаг, с превеликим удовольствием принялись уплетать классический американский десерт, как будто их с утра специально не покормили. Чеботарев маленькими глотками не спеша, как коньяк, пригубливал чай и нахваливал пирог. Потом из столовой все прошли в актовый зал.
Мужчина в кашемировом пальто рассеянно посмотрел на экран телевизора.
Там мелькали детские фигурки, водили хоровод, помахивали платочками. Девочки в национальных русских костюмах, в высоких, расшитых блестками кокошниках исполняли для дорогих гостей старинный танец-хоровод. Громкие аплодисменты Чеботарева, его свиты и присутствовавших здесь же, в зале, ребятишек послужили им наградой. Поклонившись, они убежали со сцены, а на трибуну для выступающих поднялся главный гость. Детдомовцы, торжественно выряженные по такому случаю в белые сорочки, не отрывали от него завороженных глаз.
– Дорогие дети, маленькие наши россияне, – проникновенно сказал Чеботарев, и в зале воцарилось молчание. – Я счастлив, что сегодня вместе со своими внучками посетил ваш замечательный дом. Он действительно является для вас сейчас родным домом. Но есть еще один дом, намного больше этого. Этот дом – страна, Россия, в которой вы живете и в которой вам жить дальше, когда повзрослеете и разлетитесь отсюда в разные ее концы. Мой визит не просто визит вежливости… – Он сделал паузу. Тишина в помещении стала еще напряженнее. Сейчас должна была прозвучать несомненно приятная новость. – Движение «Единение» решило открыть для вашего детского дома отдельный благотворительный счет. И первый взнос уже сделан. На ваш счет переведен миллион рублей!
Взрыв аплодисментов. Радостные лица заведующей, воспитателей, детей.
Кашемировый мужчина поднял кейс на колени, открыл. Положил в него «Спорт-экпресс». Не доставая, открыл толстую книгу, внутри которой в вырезанной ячейке лежала маленькая черная коробочка, напоминающая карманный калькулятор. Незнакомец сделал вид, что ищет нужную страницу и положил правую руку на коробочку, практически закрыв ее всю. Указательный палец приподнялся, обнажая красную кнопку, и осторожно до отказа вдавил ее.
Снаружи, где-то вдалеке, сильно громыхнуло. Было очень похоже на взрыв. Народ в вокзале поутих, начал недоумевающе переглядываться и перешептываться.
А из телевизора продолжали доноситься восторженные аплодисменты. Камера показала лицо экс-премьера крупным планом.
– И это еще не все, – тоном иллюзиониста сказал Чеботарев вновь притихшему залу.